Мост через Жальпе
Шрифт:
— Видишь, я вся белая, как творог.
— Тебе идет и так… Могла бы из города съездить к излучине реки и позагорать.
— Не хочу я той реки.
Он все еще лежит ничком. Слышит, как роются в потрескавшейся земле кроты, как попискивают в норах мыши.
— Почему, Дейма? В прошлом году ты и одна туда ездила. Там было наше местечко, однажды мы перебирались через реку, ты плыла, а я шел вброд из последних сил, вода меня хотела повалить, я нес над головой нашу одежду.
Положив голову на руки, Бенас глядел на нее, пришедшую из далеких воспоминаний. Он увидел, что в ямочке на ее шее вздрогнул
— Бенас, не в прошлом, а в позапрошлом я ездила к реке. Ты уже забыл. Сейчас и река, и всё стало чужим мне.
— Надо как-то приручить.
— Приручить можно дикого, а не чужого, Бенас.
— Так уж оно есть, Дейма. Со мной то же самое. Только говорю… Многое теперь чужое.
— Не совсем так. У тебя еще есть один просвет. Бенас, почему мы все время об этом говорим? Бенас, у тебя еще есть один просвет…
— Этот просвет т а м?
— Да, Бенас. У меня и столько-то нет.
— Дейма, ты еще так сильно не обобрана, как я.
— Бенас, это тебе кажется.
— Дейма, часто уже не хватает сил, чтобы подойти ко всем этим просветам. Впрочем — ты отлично знаешь, как печален этот мой просвет.
Он уселся на горячую землю. В южной стороне живописными каскадами уходили вдаль розовые вспаханные поля, усеянные белыми камнями. Он вспомнил, что когда-то, поселившись здесь впервые, еще до всего, босиком ходил по этим полям, ощущая странную тревогу, исходившую из этой древней, всегда вспаханной, но никем не используемой земли, где рос лишь красный щавель и откуда взмывали в небо жаворонки. По этой необитаемой земле пришел он в деревушку, на голове у него была порыжевшая соломенная шляпа; страшно хотелось пить, он заглянул в домик, где торговали пивом, выпил большой бокал, и потому, что он был босиком да в этой истрепанной шляпе, все дико смотрели на него, а буфетчица еще и фыркнула. Потом он свернул к бело-голубому костелу, к окну пивной приплюснулись лица, а стайка ребят следовала за ним…
— Дейма, — сказал он, словно вдруг вспомнив о чем-то. Она вздрогнула. — Я остро чувствую, что сегодня день нашей первой встречи на этом острове… Однако я обязан сказать, пока еще могу и еще понимаю. Мне все больше и больше кажется, что надо ехать т у д а. Когда я оказался здесь, то в первые дни гнал прочь эту мысль, мне только хуже от нее становилось, но чем дальше, тем больше я ничего не могу поделать с собой — будто костер, гаснут былые иллюзорные мысли и желания, все больше мне кажется, что надо ехать, что другого выхода для меня никогда уже не будет. Не помогают мне ни озера, ни покой.
Бенас увидел, как на правом плече Деймы вздрогнула мышца, она даже побоялась поднять глаза.
— Господи, мне надо ехать туда, пока сам еще понимаю, что должен так поступить. Надо ехать, хоть все это сейчас и может показаться нелепым…
Дейма прижала левую руку к своей белой шее.
— Бенас, — сказала она. Голос был нежным и мягким. — Все пройдет. Все равно когда-нибудь пройдет. Вернешься на работу, втянешься, у тебя интересная работа, и больные тебя высоко ценят, верят тебе. Сейчас ты отдохнешь, соберешься с духом, а потом, когда вернешься, сам почувствуешь, что тебе уже лучше. Все пройдет, и я тебе помогу, насколько это в моих силах, Бенас. Все пройдет.
Она сжимает руку Бенаса, а тот смотрит в далекие поля; в его глазах она видит страдание и усилие.
— Дейма, — продолжая глядеть в поля, успокаивая себя, ласково сказал Бенас. — Моя Дейма, неужели тебе кажется, что я не старался и не стараюсь? Боже мой, если б ты знала, сколько дней и ночей я старался! По ночам уходил на сеновал, хватался руками за перекладину стропил и висел, пока не деревенело тело, висел, стараясь напрячь свой мозг и вдолбить себе, что я отогнал прочь беду. Иногда мне казалось, что я вот-вот рассыплюсь на составные части… После таких напряженных усилий всегда представлялась возможность почувствовать, что не пройдет. Наверное, ни у кого и не прошло. Меня все больше тянет туда. Трудно устоять. Днем и ночью мне всё на все голоса шепчет, что надо возвращаться туда.
— Все пройдет, Бенас… доктор, — сказала она необычайно нежным голосом и взяла его руку. — Не надо бы тебе сейчас туда ехать. Уже не надо, ты ведь так долго там пробыл.
— Тянет. Мне кажется, там меня встретит покой, знание того, что находишься на своем месте… Хоть и долго я пробыл, а тянет, не надоело, каждого тянет в родной дом, Дейма. — Теперь он говорил спокойно, кажется, сам до конца не веря в то, что говорит. Он глядел на садящееся солнце, на сосны и на липовую аллею, где накануне он видел прогулку полосатых людей.
— Я начинаю бояться этого дня. Не стоило бы тебе ехать. Не мучай ни ее, ни себя, Бенас. Боюсь даже сказать, но разве ей не лучше так? Разве ты сможешь ей чем-то помочь?
— Если не поеду, всем будет хуже. Я должен испробовать самый последний вариант. Я бы находился рядом с ней. Можно сказать, две жертвы случайности. Дейма, я уже ни на что не гожусь. Мне надо туда. Здесь я ни на что не гожусь, Дейма. Ни на что.
Она дрожала от озноба.
— Тебе холодно?
— Знобит.
— Одевайся, и поехали обратно, Дейма. Ты еще не видела, как я устроился. Уже вечер. У моей матери была такая песенка на вечер: «Солнышко заходит, вечерок приходит, улеглись зверюшки на горах высоких…»
Когда она одевалась, Бенас подумал, что она еще очень молода и что ей еще очень нужно жить.
Сидя на веслах и глядя в противоположную сторону, он успел заметить, что по склону под двумя соснами гуляет Герда. Выйдя на берег, он привязал лодку к ольшине. На Герде было темно-синее платье, ее длинные ноги стали бронзовыми от загара.
— Добрый вечер, — спокойно поздоровалась она, кивнув Дейме и бросив взгляд на Бенаса. — Вы и гостей приучаете к своим законам, доктор?
— Да, Герда, диктатору наплевать даже на гостей.
— Приятно, когда кто-нибудь приезжает. Сама знаю, ко мне часто мать приезжала. Желаю вам хорошо провести время, — сказала она, по-детски простодушно глядя на Дейму.
Дейма улыбнулась.
— Спасибо, Герда. Смею надеяться, что время принадлежит нам, — загадочно сказал Бенас.
— Всего хорошего…
— Счастливо, Герда, — ответил Бенас и, прихватив весла, направился по тропинке на холм. Дейма шла рядом. Возле самого дома учителя она спросила:
— Кто эта девушка, Бенас?