Мост через Жальпе
Шрифт:
— Вылезай, гад, а то одну уже сожрал!
Назавтра с самого утра зарядил дождь. На рассвете с юга приползла тяжелая черная туча.
— Ты плаваешь даже в дождь? — спросила Дейма, когда Бенас стал натягивать длинные резиновые сапоги. В старом дырявом свитере он был очень похож на своего отца. Живым Дейма никогда его не видела, только на фотографии, где тот стоял возле рамной пилы, упираясь плечом в толстое бревно. Справа от отца был эконом поместья Шикшнюс, а у ноги примостился красивый пес.
— Надо бы добраться до острова, — ответил он, снимая с гвоздя кепку и прорезиненный плащ. — Тебе не хочется?
— Да такой дождь,
— Если только услышу… Знаешь, давай не будем так договариваться, а то у меня жизни не будет, не могу, когда знаю, что непременно придется еще что-то сделать. Оттолкнувшись от берега, я уже буду думать, что надо слушать твои крики или глядеть, когда же ты появишься. Лучше давай не будем договариваться.
— Давай не будем, как получится, так…
Медленно вел он лодку к острову. Странная штука. Сегодня он мог остаться с Деймой, однако не только ежедневная привычка принуждала его. Ему хотелось побыть одному хоть час. Делая все время одно и то же, он чувствовал, что именно это становится своеобразным фундаментом оценки всего сущего. Лишь на озере он хоть на мгновение мог увидеть трезвее и точнее многое из того, что было и что есть, и чего он не мог постичь в толпе. Взмахнув веслом и слыша, как вода плещется о лодку, глядя перед собой и ничего не видя, или наблюдая за чем-то несущественным, доктор Бенас чувствовал, как в него странным образом вливается какой-то большой смысл и радующее тяжкое бремя.
Оставшись в одиночестве и послушав, как спокойно он спускается с лестницы, Дейма села к маленькому столику у окна, глядя, как с зеленых веток во дворе падают большие капли. Спрыгнув на усеянную хвоинками землю, до смешного сердитая белка встряхнулась и, встав на задние лапки, подняв мордочку, долго глядела на окно Деймы. Потом стала шустро скрещивать перед собой передние лапки, а когда устала, протянула одну лапку вперед и так застыла, словно собираясь поздороваться.
Доплыв до острова, Бенас вдруг почувствовал, что совершенно не хочет выходить на берег. Сумрачная мгла налегла на грудь, он быстро стал грести назад и, выйдя на берег, скользя, стал взбираться на холм.
По узенькой лестнице Бенас поднимался тихо, дверь открыл осторожно.
Дейма сидела спиной к нему, он видел только край подбородка, она даже не почувствовала, как он вошел.
— Дейма, — сказал Бенас, все еще находясь возле двери.
— Что? — Она резко и с опаской обернулась. — Промок весь как цыпленок… И далеко ты доплыл? Вначале я тебя видела, а потом ты пропал за соснами.
— Ты смотрела, Дейма?
Ему стало хорошо, что она здесь была, что сидела печально спокойная, все понимающая и боящаяся вслух сказать то, что понимает. Как и он, хотя намеками не раз говорил об этом, но еще никогда не сказал без веры, что все будет иначе. Бенас сел рядом с ней на край кровати, Дейма положила свою холодную руку на его колено. Он долго глядел на ее точеные пальцы, на голубые прожилки, которые тянулись дальше и исчезали под ремешком часиков и рукавом цветастого платья. Он знал, что дальше, ниже плеча, есть след от прививок, а еще дальше, уже почти на спине, маленькая черная родинка.
— А далеко? А далеко? — игриво спрашивала Дейма, приближаясь к нему. Теперь Бенас видел над ее губой нежные смешные волосики и крохотные бисеринки пота среди них.
— Как всегда — до острова, только не вылез, мокро и неприятно. Как-то неспокойно стало. Знал, что тебе одной здесь нехорошо. Учитель-то в школу уехал. Слышал, как тарахтел через
— Он ко мне заходил.
— Учитель? К тебе? Что-нибудь говорил?
— Ну что это ты вдруг? Просто так зашел, предложил съездить в школу, там, сказал, тоже красивое озеро и старый помещичий парк. Говорил, Бенас все равно скоро не вернется, если доберется до острова. Хороший этот твой учитель, Бенас. Он так робко топтался у двери.
— Откуда он знает, что я скоро не вернусь?
— Ведь ты каждый день на острове.
— Не вернусь!.. Знаток!.. Надо было с ним поехать. Там и вправду живописные края. Вокруг несколько озер, с другой стороны видны разбросанные хутора. Чудесная долина. Когда я гляжу на нее, мне кажется, что из соснового бора вот-вот вылетят всадники на белых конях. Учитель рассказывал, что с того берега озера дети в школу перебираются на лодках, а зимой идут по льду или бегут на коньках. Давно, кажется, в первый год, когда я сюда приехал, мы с учителем далеко проехали по тому берегу озера, нашли старую баню, старый хутор, а на нем жил человек с очень красивой дочкой, у которой тоже уже были две девочки. Этот человек, старый уже и какой-то отшельник, без устали, слушает его кто-нибудь или нет, рассказывал про Маньчжурию, говорил: «Какая там ширь. Глядишь, глядишь на голубые сопки. Конца-краю нет. Это тебе не тут…» Тогда его дочка вспылила: «Можешь себе ехать в эту свою ширь, никто не держит… Все равно под одной крышей…» — «А мои косточки тут нужны…» Эта его дочь и эти его внучки — истиннее чудо — ты бы увидела, какой красоты. И живут в таком захолустье.
— А у этих внучек отца нет?
— Нет. И не знаю, куда он подевался. Может, остался где-нибудь на сопках Маньчжурии… Эти девочки — истинное чудо, Дейма. И их мать тоже…
— Ты у меня, Бенас, слишком на такие чудеса не заглядывайся… Куда ни пойдешь, все тебе чудеса.
— Точно… Не ревнуй.
На дворе взревел автомобиль учителя. Дождь все еще не перестал. Пожалуй, пошел даже сильнее.
— Бенас, мне здесь очень хорошо, хоть… Мне здесь лучше, чем в городе, но уже пора ехать. Только б не привыкнуть к этой хорошести. Только б не начала думать, что ничего не было… Все равно. И работа ждет. Под вечер уеду. Приятнее пораньше вернуться домой, чем ночью. Очень тоскливо одной возвращаться домой. Днем, если страшно, можешь выбежать на улицу, смешаться с толпой или сесть в троллейбус и ехать до конца, а потом обратно. А ночью, когда возвращаешься одна, когда никто тебя не ждет, когда это озеро и этот остров…
— Дейма!
— Дом у нас старый, сколько в нем народу жило до нас, я жуть как боюсь ночью погасить в коридоре свет, кажется, стоят, приплюснувшись к стенам, мертвецы, ведь умирали же люди за столько-то времени…
Сжав губы, он посмотрел на ее усталое лицо и опечалился.
— Ты не сердись, что я теперь такая слабая, — сказала она, чуть успокоившись.
— У всех у нас этого хоть отбавляй, Дейма.
Он услышал шаги учителя на лестнице. Вскоре тот негромко постучался.
— Дейма, если вы хотите успеть на дневной поезд, нам надо бы уже ехать.
— Ты на поезде поедешь?
— На поезде, Бенас. На поезде бывает спокойнее. Более надежная вещь.
— Вы, доктор, конечно, поедете вместе на станцию?
Дейма отвернулась к окну. Учитель на мгновение растерялся. Бенас деланно пошутил:
— Если не задохнется ваш песик.
— Сегодня он хорошо служит.
— Слава богу.
Уныло и усыпляюще шелестели шины по мокрому асфальту. Струйки воды от дворников бежали по стеклу. Дейма сидела рядом с учителем, Бенас за ними. Он смотрел через плечи учителя и Деймы.