Мост к людям
Шрифт:
Мне кажется, что в данном случае такое авторское определение является предупреждением. Похоже, что, разогнавшись по пути к поэме, поэт по инерции перескочил некую грань, попав вместо желанного жанра в царство едва ли не прозаической повести. Но он понимает это сам и потому предупреждает. И в самом деле — точности, пунктуальности, даже скрупулезности в зарисовке бытовых деталей в «Бессмертии» мог бы позавидовать не один современный автор повестей: вещи показаны всесторонне, они имеют все приметы материальности и отнюдь не похожи на двухмерные театральные декорации.
В дальнейших поэмах автор откажется от такой детальной обрисовки вещей и, густо творя масляную живопись даже не кистью,
Можно было бы привести немало строк из «Бессмертия» и более поздних поэм, как, например, «Полет сквозь бурю» или «Четыре рассказа о надежде», которые проиллюстрировали и подтвердили бы это. Если первое произведение, словно задавая тон всей повести, поэт начинает с описания того, как тает в стакане горячего чая кусочек сахару, а самовар почти физически ощутимо выдыхает из себя пепел и жар, то нарисованные с не меньшей наблюдательностью детали в других поэмах уже существуют не сами по себе, а лишь как способ проявить и подчеркнуть внутреннее состояние человека.
От напряженья пальцы побелели, вцепившись в острое ребро скамьи. Прислушиваюсь: винт среди метели гудит, вращая лопасти свои. . . . . . . . . . . . . То будет грань судьбы моей. Не знаю: конец иль грань? Свои семнадцать лет поспешно в памяти перебираю, как перечень больших и малых бед.И тут почти физически ощущаешь эти побелевшие пальцы, но это уже не деталь спокойного натюрморта, как упомянутый выше кусочек сахару, — тут побелевшие пальцы говорят о тревожном смятении героини больше, чем самые точные слова!
Я понимаю, «Бессмертие» — произведение историко-биографическое, у героя этого произведения не обычный прототип, который в большинстве случаев является лишь поводом для создания литературного типа: потребность быть предельно точным в изображении портретных черт исторической личности сама по себе диктует и стиль внешнего антуража. И все-таки факт остается фактом — поэзия борется в этом произведении с прозой с переменным успехом, и это, на мой взгляд, некоторая потеря, хотя причины ее не так уж трудно понять.
Очень характерными и важными для поисков Бажана на пути к поэме являются многочисленные тематические циклы. Конечно, как и каждый поэт, он порой писал и отдельные стихотворения, но делал это не часто и тяготел главным образом к более фундаментальному раскрытию определенного материала, чем это возможно в отдельном небольшом стихотворении.
Таких циклов я насчитал восемь. И что тоже характерно — все они написаны между «Бессмертием», которое автор обозначил как повесть, и всеми его другими произведениями, по жанру уже являющимися настоящими поэмами.
Цикл стихотворений, особенно когда он состоит из многих поэтических единиц, есть не что иное, как своеобразная поэма. Своеобразие ее состоит в отсутствии сквозного драматического действия, которое заменяет сквозной единый материал, освещенный единым чувственным отношением к избранной теме. Ясно, что такая форма тяготеет чаще к лирической поэме, чем к эпической, но все-таки это не россыпь отдельных песчинок, а монолит. Похоже на то, что, посвятив несколько творческих лет таким циклам, Бажан пытался исправить последствия своего недавнего неудержимого скачка.
Эти восемь циклов явились хорошим буфером между двумя
Наши критики иногда неодобрительно относятся к поэтам, которые обращаются к так называемым «вечным темам», и склонны иногда даже считать это «бегством» от насущных проблем современности. Но ведь эти темы потому и называются «вечными», что волновали людей всегда, и пока что нет оснований считать, что они когда-либо перестанут их интересовать. Ибо пока человек живет и умирает, его не может не волновать проблема жизни и смерти, а пока действует, он не может быть равнодушным к вопросам любви и ненависти, веры и надежды, добра и зла. Недаром все великие поэты от Эсхила до наших дней пытались и пытаются поэтически решать эти темы.
Все зависит только от идейной позиции автора и его отношения к этим проблемам. А отношение никогда не было и не будет одинаковым, поскольку время и социальные условия жизни людей всегда менялись и меняются, порождая новые концепции. И имеет ли право в этих условиях, скажем, поэт-марксист игнорировать вопросы, столь важные для каждого человека, в том числе и для современного? И не являются ли именно они своеобразным лакмусом, на котором, собственно, и проверяется мировоззрение поэта?
Рильке дал Бажану прекрасный повод для такой проверки. Выбирая для идейного спора объект среди поэтов, писавших об Украине, он мог взять и англичанина Байрона, и шведа Тегнера, и русского Пушкина. Но все они были художниками с твердым и установившимся мировоззрением — в них нечего отбрасывать ради того, чтобы что-то отстаивать. Рильке поэт бурного и противоречивого начала двадцатого столетия, а потому и сам противоречив: рядом со страстной человечностью и болью за судьбу мира в его поэзии немало идеалистического и даже мистического. А поскольку он к нам близок во времени и волновали его нередко проблемы, похожие на те, что волновали и нас, с ним стоило поспорить и попытаться очистить его образ от идейных напластований, навязанных ему противоречивой эпохой. И Микола Бажан взялся за это во всеоружии — он трактует тему человеческой Надежды, заимствованную у Рильке, так, как, согласно утверждению поэта, «ее должен трактовать человек, который хочет словом своим служить утверждению позиций социалистического гуманизма».
Можно ли сказать, что в соревновании двух поэтов победил один из них? Я считаю, что выиграли оба. Райнер Мария Рильке вышел из этого соревнования очищенным от неверия и отчаяния, и его преданность людям и надежда на их будущее предстали во всей своей красоте и ясности. Микола Бажан обогатил свою веру в будущее способностью к активной борьбе за эту веру, за надежду, к осуществлению которой знает и может указать путь.
Количественно Бажан написал не много — в недавно изданных четырех книгах оригинальное поэтическое творчество занимает всего полтора тома. Остальное — блестящие переводы и публицистика. Но искусство, как известно, — это такая область человеческой деятельности, где количество никогда не переходит в качество. А Бажан к тому же продолжал работать, из-под его пера одно за другим появлялись все новые и новые произведения, он не прекращал ни своей общественной деятельности, ни своих творческих поисков, и это убеждало нас в том, что от него можно было еще многого ожидать.