Мост над бездной
Шрифт:
— Что я скажу? — Ршаве понадобилась лишь секунда, чтобы собраться с мыслями. — Скажу, что это ложь. Это не более чем сплетни, попытки очернить мое имя, чтобы впечатлительные дураки («то есть большинство из вас», — добавил он про себя) отвернулись от истины в моих словах.
— У меня письменные донесения из Кибистры, — спокойно ответил Сеид. — Те, кто их составлял, ничего не знали о ваших доктринах. Есть и документ из Поданда. А показания Арсения были записаны до того, как он узнал, почему они нас интересуют. Далее, хозяин вашей гостиницы, некий
Ршава проклял и Лардиса. Неужели он такое заявил? Но Ршава не мог спросить, не выдав себя.
— Вы слишком слепы и слишком боитесь признать силу и мощь доктрины, которую я вам изложил, — заявил он. — Если вы намерены выставить меня злодеем, это для вас проще всего.
— Вы сами стали злодеем. Я лишь сообщил о ваших деяниях. — Сеид повернулся к собравшимся и развел руки. — Святые отцы, я говорю с сожалением, но также и с уверенностью. Сей Ршава проявил себя не только мерзким еретиком, заслуживающим нашего осуждения, но и обычным злобным убийцей, достойным полного законного наказания. Готов ли синод проголосовать по поводу его вводящей в заблуждение и фатальной доктрины?
— Да! Давайте голосовать! — Дружный крик отразился от купола, точно вырвался из уст самого Фоса.
— Вопрос ставится на голосование. — Перспектива увидеть поражение Ршавы не добавила торжества голосу Созомена. Как раз наоборот: казалось, что патриарх видел уже достаточно печальных событий и не хочет допустить нового. Тем не менее он продолжал: — Пусть те, кто согласен с доктринами, предложенными на обсуждение святейшим Ршавой, покажут это, подняв руки.
Ршава вызывающе вздернул правую руку, гадая, хватит ли у кого-нибудь из священников храбрости поступить так же. К его удивлению и радости, по всему Собору поднялось еще несколько рук. Увы, всего несколько.
— Прошу секретаря патриарха сообщить мне результат, когда он завершит подсчет, — распорядился Созомен. Священник подошел и что-то шепнул ему на ухо. — Спасибо, — поблагодарил патриарх и снова возвысил голос: — Пусть те, кто не согласен с доктринами, предложенными на обсуждение святейшим Ршавой, покажут это, подняв руки.
В Соборе внезапно словно вырос лес. Руки в синих рукавах, руки в парчовых рукавах, в упавших рукавах… Взметнулись сотни рук, и рука патриарха была одной из них.
— Прошу секретаря патриарха сообщить мне результат, когда он завершит подсчет, — повторил Созомен.
На сей раз священнику потребовалось больше времени, потому что пришлось считать гораздо больше голосов. Наконец он опять подошел к Созомену. Патриарх наклонился, чтобы выслушать его шепот, и кивнул.
— Изменения доктрины, предложенные святейшим Ршавой, — произнес Созомен, — не получили поддержки большинства. Определение истинной и ортодоксальной веры остается таким же, каким оно было до созыва этого синода.
Собравшиеся церковники дружно и радостно завопили. К крикам радости примешивались и
Созомен воздел руки. Постепенно в Соборе установилась тишина.
— Успокойтесь, святые отцы, — сказал патриарх. — Те из вас, кто сделал ошибочный выбор, все еще имеют шанс вернуться в лоно истинной церкви. Вы, священники и прелаты, и вы, монахи и аббаты, голосовавшие за доктрины, признанные неприемлемыми, желаете ли отречься от своих ошибок и понести за это наказание?
— Я отрекаюсь! — крикнул кто-то.
— И я! — добавил другой.
Один за другим священники отрекались от того, за что голосовали всего несколько минут назад. Ршава понимал, что движет ими: страх. Если они станут упорствовать в том, что было признано ересью, то пострадают за это. А если станет упорствовать он, то собравшиеся церковники очень постараются, чтобы заставить страдать и его.
Наконец все церковники, кроме самого Ршавы, отреклись от идеи о том, что Скотос сильнее или может быть сильнее Фоса. Созомен взглянул на Ршаву с кафедры.
— Святейший отец, я взываю к вам: вернитесь к истинной и ортодоксальной вере, — проговорил вселенский патриарх, с мольбой протянув к нему руки. — Вернитесь к свету, ибо он есть ваш истинный дом. Молю вас, склоните гордую голову и согласитесь с собравшимися здесь священнослужителями.
Склонять гордую голову Ршава собирался меньше всего. Более того, после поражения у него стало больше гордости, чем в то время, когда он все еще надеялся на триумф.
— Свет проиграл, — заявил он. — Тьма накрывает лик мира. А вы, кто не видит этого, лишены глаз.
— Анафема!
— Ересь!
— Отлучить его!
Созомен опять воздел руки, и вновь ему понадобилось какое-то время, чтобы добиться тишины. Как только она наступила, он произнес мрачным, даже печальным тоном:
— Те, кто не отречется, должны быть осуждены. Вы понимаете это, святейший отец?
Ршава желчно рассмеялся:
— У этого синода нет власти приговорить меня. Вы сами себя приговорили как безумцы, слепцы и дураки. Те, кто не увидит истины в этой жизни, наверняка познают ее в следующей, и я желаю вам насладиться ею.
Поднявшийся в ответ рев прозвучал музыкой в его ушах. Ршава указал пальцем на толпу священнослужителей, намереваясь немедленно послать в следующую жизнь как можно больше из них. Если пример Аркадия их ничему не научил, то этот научит.
…Но Ршава не получил шанса выкрикнуть проклятие. За время долгого и опасного путешествия в столицу он несколько раз думал о монахах, которые влияли на решения синода с помощью дубинок. Он не обратил особого внимания на стоявшего у него за спиной монаха; для Ршавы это был всего лишь слепец из толпы таких же. Однако монах не был слепцом, и видел он более чем хорошо, для того чтобы пустить дубинку в ход.