Мост в Хейвен
Шрифт:
А теперь о хорошем. Абра становится замечательной пианисткой. Она сказала Мици, что ей больше не становится дурно, когда она играет перед паствой. Иногда мне кажется, что она хочет поговорить со мной, и я оставляю дверь открытой. Мици обычно отходит в такой момент, но Абра молчит. Я лишился ее доверия, и мне остается только молиться, ждать и надеяться, что однажды она снова примет мою любовь.
* * *
Дорогой Джошуа,
ты, наверное, обрадуешься, что мы с Пенни снова разговариваем.
Я скучаю по тебе, Джошуа. Я не ела гамбургеры с коктейлем после твоего отъезда! Но я на тебя сердита. Ты пригласил своего папу в тренировочный лагерь на церемонию окончания. А почему не пригласил меня? Я бы приехала. Даже если бы мне пришлось отказаться от церкви на всю оставшуюся жизнь! Только не говори, что мне должно быть стыдно за такое отношение. Мне постоянно говорит об этом Мици.
Теперь я и на нее сердита. Она заставила меня научиться играть все гимны в книге, но ей этого мало. Теперь она заставляет меня выучивать тексты по одному в неделю. Я так разозлилась, что была готова ударить ее. А она только улыбалась.
Я забрала ее экземпляр «Кленового листа» и сказала, что не отдам ей. Тогда она выскочила на переднее крыльцо и громко прокричала, чтобы слышали все в округе, что я никогда бы не поймала ритм без ее помощи. Присцилла и Питер сказали, что я могу репетировать дома, но я знаю, это ненадолго. Есть, конечно, пианино в церкви, однако я сомневаюсь, что твой папа или церковный совет одобрили бы это. А ты? Ха-ха.
Жду ответа. Я люблю тебя.
Абра.
* * *
Зик зашел в кафе Бесси и обнаружил, что все столы заняты ранними посетителями. Он заметил Голландца на табурете у стойки и присел с ним рядом:
— Доброе утро.
Сьюзен Уэллс стояла неподалеку и сразу же приняла их заказ. Она посмотрела на Зика:
— Я мигом, пастор Фриман.
Голландец спросил с серьезным лицом:
— Есть известия от вашего мальчика?
— Он в Техасе, обучается на санитара.
Голландец почесал голову и положил руки на стойку:
— Немного, надо заметить. — Он отхлебнул кофе.
— Как Марджори?
— Она все никак не может выбрать дату.
Зик знал, в чем проблема:
— Вы убрали портрет Шэрон?
Голландец нахмурился, видимо, задумался:
— Неужели это ее беспокоит?
Бесси вышла из кухни с тарелками, расставленными вдоль руки:
— Доброе утро, Зик. Сьюзен, позаботься о том,
Сьюзен поставила кружку перед пастором и налила в нее дымящийся кофе. И долила в кружку Голландца. Звякнул колокольчик, Сьюзен направилась на кухню.
Потом вернулась и спросила Зика, готов ли он сделать заказ. Он заказал себе «завтрак дровосека» с апельсиновым соком. Официантка тотчас ушла.
Голландец посмотрел ей вслед:
— Кажется, вы не очень ей нравитесь.
— Она нервничает в моем присутствии.
Голландец рассмеялся:
— Вы тоже меня нервировали когда-то. Я знал, что вы хотите получить мою душу. — Голландец поднял руку — попросил счет. — Нужно возвращаться на работу. — Сьюзен положила счет на стойку, затем пошла к кассе, а Голландец поднялся и похлопал пастора по спине: — Удачи вам, мой друг. Думаю, она вам пригодится.
Зик достал из кармана куртки последнее письмо от Джошуа. Он уже прочел его десяток раз, и прочитает еще десять, пока не получит следующее.
Он размышлял о том, что сделает война с Джошуа. Некоторые мужчины выживали физически, но возвращались домой с больной душой. Гил Макферсон все еще страдал от глубокой депрессии. Угроза Корейской войны возродила его старые кошмары. Бедняге все еще снилась та бойня в Нормандии и его погибшие друзья, а один из них умер у него на руках. У некоторых других посттравматический синдром проявлялся в меньшей степени. Майкл Уэйр отдался работе, и его жена постоянно оставалась одна. Патрик Маккенна сильно пил.
О Господи, мой сын, мой сын…
Его сын был мирным человеком, вдруг призванным на войну. Он будет в центре боев, будет перемещаться вместе со своим подразделением и тащить медикаменты. Ему придется оказывать первую помощь раненым. Зику приходилось постоянно напоминать себе, что при любых обстоятельствах Джошуа не исчезнет. Будущее его души вне опасности, пусть не тело. Но, несмотря ни на что, страх стал его неумолимым врагом, нападал, когда пастор чувствовал усталость и был особенно уязвим.
— Письмо от вашего сына?
Зик вздрогнул и поднял глаза. Сьюзен стояла с его завтраком и кофе.
— Да. — Он сложил письмо и сунул в карман куртки.
Она поставила тарелку на стол:
— Извините, я не должна была спрашивать.
— Напротив, я считаю это вниманием ко мне. — Он улыбнулся. — У него все хорошо. Джошуа только просит молиться, чтобы он сумел справиться с предстоящей ему работой.
— А какая у него работа?
— Санитар.
— А… — Она закрыла глаза.
Ее реакция позволила сатане пробить защиту. На Зика накатил страх. «Господи! — молился он. — Господи, я знаю, что Ты любишь его даже больше, чем я».
— Господь — Вседержитель даже во времена войны. — Он взял салфетку и достал из нее приборы.
— И вы не боитесь за него?
— Я знаю, что такое страх, но каждый раз, когда он меня одолевает, я молюсь.
— Молитва никогда не помогала мне. — Ее лицо приняло озабоченное выражение. — Но, наверное, Господь внимательнее слушает священников, а не таких, как я.