Мотылек летит на пламя
Шрифт:
— Война скоро закончится. Наша армия куда сильнее армии янки!
— Об этом без конца пишут в газетах, тем не менее бои продолжаются, а из-за этой проклятой блокады мы кормим больных все хуже и хуже.
— Большинству из них все равно, что им дают!
Из этого разговора Айрин узнала, что госпиталь находится в Саванне (она смутно помнила название такого города) и что в стране началась война. Она не имела понятия, сколько лет провела в лечебнице и какой сейчас год.
Нужно было как можно скорее поговорить
Вместе с тем Айрин испытывала нерешительность. Несмотря на улыбчивость и приятную внешность, этот человек внушал ей необъяснимый страх. Как сделать так, чтобы он ей поверил?
Через несколько дней, к безмерному удивлению сестер, она встала на ноги, и ее вернули в прежнюю палату. Руби исчезла, ее койка стояла пустая.
Айрин выждала момент, когда персонала не было ни в палате, ни в коридоре, и отправилась на поиски доктора Брина.
Она не хотела говорить с ним во время обхода, при других больных: разговор был слишком серьезным и важным, он требовал уединения с глазу на глаз.
Айрин пожалела, что у нее нет зеркала. Она попыталась пригладить волосы и расправить складки старого пеньюара, который пожертвовала госпиталю какая-то дама, а после тихо выскользнула из палаты.
Она разучилась ориентироваться в пространстве и далеко не сразу сообразила, куда идти. Переход по коридорам и лестницам дался ей тяжело: Айрин слишком долго была лишена свободы передвижения и совершенно отвыкла действовать самостоятельно.
Все же ей удалось найти кабинет доктора Брина (при этом удачно избежав столкновений с персоналом), и она, постучавшись, вошла.
— Здравствуйте, доктор. Я должна с вами поговорить.
Увидев ее, врач изумился. Прежде глаза Айрин О’Келли казались неподвижными, словно нарисованными на бледном лице. Теперь они ожили, и он почувствовал, что слабеет под их пристальным взглядом.
Доктору Брину всегда нравилась эта пациентка: она являлась живым подтверждением того, что написано в учебниках. Врач был уверен в том, что ее болезнь неизлечима. Согласно новейшим исследованиям, меланхолия могла смениться манией — только и всего.
— Присаживайтесь… мисс О’Келли.
Он слегка запнулся, и Айрин вспомнила, как он называл ее «наша Бриджит» и долгое время скрывал от нее правду. Орудие этого человека — ложь, и ему нельзя доверять.
Айрин продолжала стоять. Она лишь оперлась руками о стол.
— Я бы хотела узнать, где Руби Хоуп.
— Ее больше нет в госпитале. Мисс Хоуп перевели в другое место.
— В другую лечебницу?
Доктор Брин улыбнулся.
— Будем считать, что да.
— Она больше не вернется сюда?
— Боюсь, что нет. Дело в том, что ее присутствие вредно для… некоторой части здешних больных.
— Если б не Руби Хоуп, я бы никогда ничего не вспомнила, — заметила Айрин.
Врач откинулся на спинку стула.
— Если вам угодно приписать
— В данный момент меня больше волнуют иные вещи, — сказала Айрин. — Я случайно услышала, что в стране началась война.
Такое заявление удивило доктора Брина. Меланхолики крайне редко проявляли интерес к тому, что происходило за рамками их собственного мира, а тем более — за стенами госпиталя.
— Война? Ах да. Это не должно вас беспокоить. Военные действия идут далеко отсюда.
— Южная Каролина не захвачена?
— Разумеется, нет.
Врач был поражен тем, насколько четко она излагает свои мысли, и с трудом заставил себя не попасться на удочку.
— Мне нужно как можно скорее выйти отсюда.
— Думаю, вам стоит побыть в госпитале… еще некоторое время. Вы не вполне оправились от болезни.
— Я здорова. Мне необходимо найти любимого человека и своего ребенка.
Доктор Брин вытаращил глаза. Разумеется, он слышал и читал о таких случаях. Под влиянием горячки или внезапного душевного удара внутренний лед растаял, чувства освободились, а воля больного разума преобразила внешний враждебный мир. Насильник превратился в возлюбленного, а ребенок воскрес.
Пока он собирался с мыслями, Айрин его опередила:
— Мой дядя, мистер Уильям О’Келли, и его сын обманули вас. Меня никто не насиловал. Я любила этого мужчину. Ему грозила смерть, потому он был вынужден бежать из имения. Я родила ребенка, но семья О’Келли отняла у меня мальчика, сказав, что он умер. Я в это не верю. Они увезли его и где-то оставили. Вот почему мне необходимо вернуться в Темру.
Пока она говорила, доктор Брин успел овладеть собой. Он участливо кивнул и серьезно произнес:
— Я понимаю вас, мисс О’Келли. Однако вы слишком долго были больны и едва ли способны самостоятельно проделать столь долгий путь. Я напишу вашему дяде и попрошу его приехать за вами.
Айрин тряхнула головой.
— Я не хочу, чтобы он приезжал! Отныне он и его дети — мои враги.
— Вы только что сказали, что собираетесь вернуться в имение мистера О’Келли, — заметил врач.
— Да, чтобы заставить его сказать, где мой ребенок. А еще я надеюсь узнать, что стало с отцом моего сына.
— Вы утверждаете, что добровольно отдались невольнику своего дяди? Цветному мужчине?
Айрин видела во взгляде доктора Брина болезненный интерес, интерес к ее чувствам. Несмотря на временно помутившийся разум, в тайных уголках ее сердца сохранилась любовь к Алану и надежда на то, что они когда-нибудь встретятся. Однако доктора Брина занимало вовсе не это. На его лице явственно читалась мысль: если это в самом деле правда, значит, Айрин еще прежде страдала помешательством.
— Да. Для меня не имел значения цвет его кожи, — просто ответила она и спросила: — Какой сейчас год?