Мотылетки на мельнице

Фомальгаут Мария

– Уж больно ты грозен, как я погляжу… За сколько уступишь?

– Да ни за сколько не уступлю, девушке купил.

– Слушай, я твою девушку озолочу. Что ха-ха, серьезно говорю, озолочу, машину надо?

– Она у меня разговоры собирает… фанатка законченная…

– Я твоей фанатке хоть сколько на рынке накуплю…

– На рынке фуфло всякое, а девушка у меня особа утонченная, ей фуфло не надо.

– Парень, ты разговор-то верни, тебе с полицией проблемы надо?

– Это у вас с полицией проблемы будут.

Нечто

необъятное делает шаг ко мне, отталкиваю, бегу в темноту ночи, в шорохи дождя…

– Вала?

Не отвечает. Первый раз такое, что выхожу на связь, она не отвечает. Ладно, Валу вызывать, это себе дороже, надо было сразу на два часа позже приходить, когда Вала придет. Только по закону всемирной подлости Вала тогда придет минута в минуту.

Жду.

Хожу между рядами прилавков, смотрю разговоры. Здесь-то разговоры так, бросовые попадаются, типа там – привет, чего делаешь, да ничего, как дела, да нормуль… Такие разговоры только на ниточку нанизать и вместо бус носить.

Есть, конечно, разговоры и получше. Вот, например…

– Ма, а ты когда придёшь?

– Ну Дашуль, ну работаю я, ну что ты хочешь…

– Ма, а мне одной страшно!

– Даш, ты большая уже, привыкать пора…

– Ма-а-аленькая!

– Даша, не отвлекай меня, видишь, работаю?

– Мам, а у меня под кроватью чуня!

– Какая еще чуня! Даша, не отвлекай меня, я тебе сказала!

– Чуня, большая, страшшная!

– Вот будешь мне названивать, вот придет она, тебя заберет!

– Ма-а-а-а!

Детский крик, рвущий душу, рычание чего-то неведомого, гудки.

– Будете брать? – с надеждой спрашивает торговка.

Колеблюсь. На тот сон ушло ползарплаты, еще ползарплаты я не отдам. Или порадовать Валу, остаток декады потом у неё кормиться…

Вынимаю монеты, приглядываюсь, спохватываюсь:

– Дайте-ка на разговорчик глянуть…

– Да слушали уже, хороши уже на халяву-то слушать!

– Да нет, вы взглянуть на него дайте!

Смотрю. Как следует. Не как дурачьё всякое, на срок годности глянет и визжит от восторга, даже не подумает, что срока годности у разговора быть не может.

А тут не на срок надо смотреть. А вы кристалл переверните, в который разговор упакован, и потрясите. Если трясется беззвучно, значит, настоящий, а если зашуршит труха – подделку подсунули.

Трясу. Слушаю шорох.

– Что скажете?

Продавец начинает бормотать что-то про дефекты упаковки, но уже чувствует – битва проиграна. Оглядываюсь, ищу полицию, да быть не может, чтобы не было…

Вздрагиваю.

Сигналов бедствия мне еще получать не доводилось. Насилу ищу, откуда сигнал, вот черт, Вала…

Бегу. Через рынок, через толпы, через куда-прешь-парень-получишь-щас, через прилавки, через собственную тень, через тень не получается, бежит впереди, окаянная…

– Вала!

Распахиваю

дверь, замираю на пороге, бряцает хрустальный колокольчик на двери, падает, разбивается вдребезги, Вала меня убьет…

– Вала?

Дом не отвечает. Ветер играет с пальмами, прячется в тени.

– Вала!

Вхожу в покои Валы, сейчас начнется, куд-да пришел, да не одетая я, да не накрашенная я, да не надушенная я…

Вала лежит на коврике, уснула, что ли, сундуки по углам выпотрошены на пол, как всегда, начала Валуша бусы искать, пока всё не перерыла, не успокоилась.

– Вала?

Только сейчас замечаю черную лужицу под горлом Валы, ах ты ж черт…

Начинаю догадываться. Распахиваю сундук, где Вала припрятала разговор, так и есть, нету…

– Давно её знали?

– Года три.

Страж порядка смотрит на меня. Нехорошо смотрит.

– Ссоры из-за чего-нибудь были?

– Ну… по мелочам.

– По мелочам, это что?

– Ну, там я к ней зайду не вовремя, она крыльями захлопает, а-а-а, я ненакрашенная, а-а-а, я ненадушенная…

Страж порядка смеется.

– Женщины… Ну а серьезные конфликты… были?

– Да нет… Ну было, когда колокольчик над дверью уронил…

– Ревновали?

– Кто ж не ревнует, – наконец, говорю то, что хотел спросить уже давно, – вы не знаете… кто у нас разговоры коллекционирует?

– Какие еще разговоры? Жена моя коллекционирует, рот не закрывает.

– Да нет. Телефонные.

– Сынуля мой. Это у них повально в школе, собирают все эти чмоки-чмоки-приветики… копеечные.

– Да нет… дорогие разговоры.

– Ну в музее, например… этот… – страж порядка жестом показывает что-то большое, грузное, – за разговорами редкими гоняется, душу дьяволу продать готов за разговор хороший… У сынули у моего за сотку разговор перекупил, стой, как его… Ваш и Тон – Крем. За копейки перекупил, сынуля мой домой пришел, как медный таз светится, а я денег заработал… я потом в музее глянул, эта штука-то, Ваш-и-Тон-Крем миллиарды стоит… Ах ты, думаю, гаденыш… да не сынуля мой, дядька этот музейный… Хотя сынуля мой тоже туда же… на полке с посудой повис, оборвал на хрен…

– А музей у нас где?

– Ну, вы даете… у него женщина умерла, а он по музеям ходит.

– Да нет, вы не понимаете…

Чувствую, что я и сам не понимаю. Не могу объяснить…

– Ну, хорошо. Пройдемте.

– К-куда?

– В отделение. До выяснения обстоятельств…

Начинаю понимать. Так-то с интуицией у меня хуже некуда, только тут как торкнуло что-то.

Конфликты были?

Ревновали?

Ну-ну…

Прыгаю в окно, отталкиваюсь от подоконника, – я такие штуки только в кино видел, где внизу подписано – трюк выполняет профессиональный каскадер, не пытайтесь повторить, и все такое…