Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
– Возможно. У тебя там свои люди есть?
– Конечно. Думаю, найду причину туда в командировку съездить. Сюда вызывать опасно будет.
– Правильно, лучше не рисковать. И по минимуму ограничь количество людей, тех, кто будет в курсе.
– Само собой, Юрий Владимирович. Извините за вопрос… А Брежневу что будете докладывать? Он же уже в курсе, наверное, что два письма пришло?
– Да уж, тоже задача… Постараюсь ему объяснить, что информация неоднозначная и требует проверки, чтобы дров не наломать. Надеюсь, отнесётся с пониманием. Ты, кстати, знаешь, что Брежнев с Судоплатовым встречался?
– Знаю. В ЦКБ. А также о полной реабилитации Судоплатова тоже знаю.
– Ну и твоё мнение?
–
– Хорошо. Тогда составляй рабочий план по этому письму и мне на ознакомление. Копию, я думаю, ты уже для себя сделал.
Константинов вышел из кабинета. Андропов встал, походил по кабинету. Вернувшись к столу, вновь принялся перечитывать письмо, которое начиналось со слов: «Шараф Рашидов. Хлопок».
Глава 24
Какой же это кайф… Я держал в руках первый номер альманаха «Приключения и фантастика», с наслаждением вдыхая запах типографской краски. Мешавкин из-за своего стола поглядывал на меня с хитрой улыбкой.
– Ну что скажешь? – наконец спросил он, дав мне вволю полистать альманах. – Годится?
– Ещё как, Станислав Фёдорович! Вроде на моих глазах практически журнал… то есть альманах собирался, все стадии, можно сказать, контролировал, а всё равно словно подарок под ёлкой нашёл.
– Заметь, я тебя и в предисловии упомянул. Почитай внимательно.
Я снова открыл альманах. И точно, во вступительном слове главного редактора, коим и здесь помимо «Уральского следопыта» был (пока, во всяком случае) Мешавкин, в обращении к читателю он меня упомянул как идейного вдохновителя альманаха «Приключения и фантастика».
– Спасибо, Станислав Фёдорович, приятно, – искренне поблагодарил я его. – Подарите?
– Один подарю! – вздохнул тот. – Больше не могу. Там ещё авторские рассылать… Плюс подшивка, плюс редколлегия по экземпляру урвала. Вот этот и забирай, раз так понравился. А вообще-то и в киосках «Союзпечати» можно будет купить, скоро в продажу поступит. Ты человек состоятельный, можешь себе позволить.
Поддел, зараза… Но я сделал вид, что шутку понял и вообще весьма благодарен за проявленную щедрость. Прежде чем попрощаться, аккуратно сунул альманах в портфель, на дне которого лежал «ПМ». Была мысль выпросить у Хомякова кобуру скрытого ношения, но не стал. Так меня Полина ещё быстрее спалит. А вообще пистолет придавал чувство дополнительной уверенности, иногда я просто брал его в руки и любовался, ощущая тяжесть пусть и кастрированного, но всё-таки пистолета. Наверное, страсть к оружию в нас внутри сидит, это что-то врождённое, как у девчонок врождённое красить губы маминой помадой и крутиться перед зеркалом.
Про пистолет я, как и обещал Хомякову, ни Полине, ни кому ещё другому не сказал. Сам понимал, что чем меньше народу про него знает – тем оно спокойнее. Потому и держал его постоянно в портфеле вместе с разрешением, в портфель моя никогда не позволит себе залезть, у неё, подозреваю, даже мыслей таких не возникает.
С Кубы она прилетела загорелая и счастливая, да ещё с целой сумкой подарков. Бутылка настоящего кубинского рома – это можно распить с друзьями в праздник, а лучше подарить кому-нибудь по случаю дня рождения или как взятку сунуть. Коробка гаванских сигар – то же самое, в качестве подарка хорошему или нужному человеку, кто знает толк в сигарах. Кофе… О-о-о, эти три банки в СССР на вес золота! Плюс 200-граммовый пакетик кофе в зёрнах. Эх, жаль, нет кофемолки, придётся в ступке толочь. Или купить по такому случаю аппарат? В Свердловске такие есть вообще в продаже? Я-то в общем больше чай предпочитаю, нежели суррогаты, которые в СССР выдаются за кофе. Но такой, натуральный, кубинский… Грех не отведать. А вообще, по словам жены, народ на Кубе живёт бедно, элементарного
– Какая же здесь серость, – вздыхала Полина, пока мы ехали из аэропорта в город. – Там вечное лето, всё зелёное, море, все танцуют и улыбаются тебе… А тут грязный снег и дым из труб.
– Не патриотка ты, дорогая, – хмыкнул я. – Кстати, кубинца с «Голубого огонька» случайно там не встречала?
– А как же, ещё как встречала! Он сопровождал нашу делегацию, с первого дня за мной увивался, предлагал то в ресторан сходить, то ещё куда-нибудь. Но я только вместе со всеми. А то мало ли…
Она надула губки, словно обиженный подросток, и в этот момент я так её захотел… Вот прямо сейчас овладел бы. А что, и овладею! Вот только до дома доберёмся, не в машине же это делать, тем более в тесном «Москвиче».
– А вон там меня чуть не убили, – показал я на поворот к садоводческому товариществу.
– Как это? – естественным образом удивилась жена.
Так что считай весь остаток пути до дома мне пришлось описывать события того самого дня, когда я проводил её на самолёт до Москвы. Полина в ужасе расширяла глаза и то и дело охала.
– А я-то думаю, что за тонкие розоватые полоски на твоём лице, может, побрился не очень удачно…
– Побрился я вчера, кстати, первый раз с тех пор, как мне морду расцарапали, и то осторожно, до этого ходил как геолог, с двухнедельной щетиной… Мне, между прочим, на прошлой неделе прямо в институте грамоту вручили, из милиции целый подполковник приходил. За задержание особо опасных преступников, дома лежит, покажу. Ну и особо ценный подарок.
– Ух ты, здорово! А какой подарок?
Вот ведь женщины, хмыкнул я про себя, во все времена одинаковы.
– Часы «Ракета» с календарём. Я их бате подарил, когда домой ездил в эти выходные…
Слушай, может, в булочную заедем? Сейчас как раз после обеда должны свежий хлеб завезти, а у нас дома ни крошки. И твоих любимых заварных возьмём, отметим твоё возвращение.
Пока Полина тусила на Кубе, я успел отправить письмо по известному адресу. До 24 февраля времени оставалось не так уж и много, но хватит на принятие спасительного решения. В этот день на первом советском подводном ракетоносце «К-19», прозванным на флоте за аварийность «Хиросимой» (до этого на нём случались инциденты в 1961, связанные с выходом из строя реактора, и в 1969-м, когда подлодка столкнулась с американской субмариной), во время боевого дежурства субмарины в Атлантике на глубине свыше ста метров вспыхнет пожар, который унесёт жизни тридцати подводников. Пожар начнётся в 9 отсеке, однако вахтенный матрос, вместо того, чтобы немедленно объявить тревогу, начал будить ответственного за загоревшийся прибор, предназначенный для дожига угарного газа. А за несколько дней до этого лопнул трубопровод системы рулевого управления, масло из гидравлики просочилось на нижний уровень и воспламенилось как раз от этого раскаленного электроприбора. Этот факт особенно сильно врезался в память, когда я читал о трагедии на каком-то интернет-портале. Может, авторы статьи где-то и ошиблись, но в том, что катастрофа случилась именно 24 февраля и причиной её стал пожар – подтверждали и другие источники, включая Википедию. Почему я должен игнорировать возможность спасения людей? Надеюсь, те, кому предназначалось письмо, сделают правильные выводы и оперативно среагируют.