Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
– Гражданин Покровский, выбирайте выражения, – набычился следак. – Те времена, когда кого-то запугивали, давно прошли. Советская милиция соблюдает Уголовный кодекс от А до Я. В общем, излагайте вашу версию событий, я буду протоколировать.
Предупреждаю, лучше говорить правду, следствие всё равно докопается до истины.
На изложение у меня ушло не более пяти минут. Диктовал и думал, почему меня не отпустили с извинениями, а продолжают «топить»? Неужто здесь, в этом небольшом курортном городке, задействованы такие силы, что им мои звания нипочём? Ведь кому-то же Сергачёв звонил, и общение это было достаточно продолжительным, однако, судя по его реакции, установка осталась
– Прочитайте и внизу, вот здесь, напишите: «С моих слов записано верно»… Число и подпись. Угу… Веселов!
Вскоре меня вновь конвоировали в КПЗ. По-прежнему один, без соседей. Ну и ладно, а то притащили бы какого-нибудь забулдыгу, он бы тут всё заблевал, чего доброго. Прилёг на нары, заложив руки за голову. Неудобно, жёстко, как тут люди спят вообще?! И вообще, долго мне тут ещё торчать? Мучило какое-то нехорошее предчувствие. Ведь и правда, их слово против моего и Полины. Но тут все лица заинтересованные, самое главное, что свидетель этого ЧП – официантка Портнягина – встала на сторону этих мажоров. Понятно, не по своей воле, заплатили или припугнули. А скорее всего то и другое, но суть дела от этого не меняется. Как я смогу доказать свою невиновность? Если только за меня заступятся более могущественные люди. Ведь о моих знакомствах здесь не знают, а если бы знали, то, думаю, не рискнули бы пойти на такую наглую аферу.
А что мне может грозить, даже если у пострадавших найдутся якобы трещины и переломы? Могу отделаться на первый раз условным? Тьфу, вот такие пораженческие мысли сейчас совсем не к месту. Тем более впереди бой с Али, на кону миллионы долларов, так нужные нашей стране. Нет, должны разобраться.
А вообще уже есть хочется. По идее время ужина точно наступило. Меня кормить собираются?
Я встал и затарабанил в дверь. Никакой реакции. Снова постучал, на этот раз окошко отворилось.
– Товарищ старшина. Для меня ужин предусмотрен или как?
– Ужинами вас ещё кормить, хулиганьё. Ничего, потерпишь до утра.
Окошко захлопнулось, и я снова остался наедине со своими мыслями. Лежать на голых досках после мягкой санаторной кровати было невыносимо, хорошо хоть куртка сгодилась вместо подушки. Уже проваливаясь в дремоту, подумал, как там Полина? Переживает ведь, бедная, а ей нельзя волноваться. Приехала подлечить нервы, а тут на тебе – такая история.
Ночью спалось плохо, ещё и пить захотелось. На стук в дверь откликнулся уже какой-то незнакомый сержант, принёс кружку воды, наверное, из-под крана, которую я опорожнил залпом. Потом вставал отлить, а на рассвете, с неумытой физиономией и нечищеными зубами, меня вывели из КПЗ и вернули личные вещи. Не успел я обрадоваться, как позёвывавший старлей, что вчера проводил моё задержание – и сегодня с ним в паре был всё тот же сержант – сунул мне под нос постановление о моём аресте, после чего нацепил на меня наручники и вывел во двор, где стоял уже знакомый «уазик», а его водитель открывал заднюю дверцу в отсек для задержанных.
– А куда это вы меня? – поинтересовался я.
– Тут недалеко, садись давай, – бесцеремонно подтолкнул он меня в спину.
Ехали мы в сторону окраины города, и по пути, не выдержав, старлей обернулся, спросив:
– Слушай, а ты правда олимпийский чемпион по боксу?
– Правда, – буркнул я.
– Надо же… Даже на таких управа находится. Вот что значит перейти дорогу не тому человеку.
– И кому же я перешёл?
– Так ты ещё не знаешь, что ли? – искренне удивился тот. – Главному прокурору Ставропольского края. Это его сынка ты по мордасам отхлестал. Хорошо ещё, если без перелома обошлось. Будь у него отец простым работягой – хрен бы дали команду тебя
М-да, вот тут мне стало совсем грустно. Влип, очкарик… Что вообще сынок прокурора Ставропольского края делал в Пятигорске? Но это уже вопрос десятый. Но я заставил себя взбодриться – рано вешать нос, Евгений Платонович, и на нашей улице перевернётся грузовик с пряниками. Кстати, жрать охота просто невыносимо. Интересно, хоть в СИЗО меня накормят завтраком? Я уже согласен на любую баланду, лишь бы было чем набить желудок, уже издававший характерные звуки.
Наконец машина, миновав двое ворот с металлическими створками, остановилась во дворе следственного изолятора. СИЗО Пятигорска – по названию собрат знаменитой Соликамской колонии – представлял собой комплекс из двух явно дореволюционной постройки корпусов, окружённых стеной с вившейся по её верху колючей проволокой. По углам стены стояли каменные башенки, что придавало ей сходство с крепостной. Моросящий дождь и лай собак добавляли ощущения безысходности, который не мог разбавить даже доносящийся откуда-то запах свежевыпеченного хлеба.
Здесь старлей сдал меня уже местным и попрощался со мной не без доли сочувствия в голосе. Процедура оформления отличалась от той, что случилась накануне в отделе РОВД, и затянулась подольше. Занимался этим толстый капитан, то и дело отиравший потеющую шею носовым платком. Принял у меня снова по описи личные вещи, внёс в личное дело паспортные данные, а когда шмонали – заставили даже трусы спустить, заглянув в задний проход. Затем у меня сняли отпечатки пальцев, после чего капитан скомандовал сержанту вести меня в каптёрку.
Коридоры СИЗО представляли собой настоящий лабиринт, через каждые 10–15 метров нам приходилось миновать зарешечённые двери. По пути я мысленно вспоминал истории о том, как урки встречают новеньких, что можно делать и говорить, и что нельзя. Говорить: «Вечер в хату» глупо, за окном ещё утро. Но ведь если захотят подловить – подловят, и не факт, что одними кулаками отобьёшься от целой кодлы, почти каждый в которой умеет работать заточкой, а если и отобьёшься – то ночью глаз не сомкнёшь, опасаясь, как бы во сне не прирезали или не придушили. А без сна человек долго не протянет, два, три дня максимум.
Каптёрщиком оказался осужденный, которого, видно, оставили в СИЗО обслугой. Я получил матрас, две простыни, вафельное полотенце, одеяло и подушку.
– Мыло, кружка, миска есть? – спросил каптёрщик.
– Откуда? – вздохнул я. – Если только с передачкой принесут, так моя жена и не знает, что я здесь.
– Ладно, держи.
Затем наш путь пролегал в душевую, в которой я оказался один. Горячей воды не было, но я и под холодной вымылся с удовольствием, смывая с себя грязь и вонь после пребывания в КПЗ. Вот только во что завернуть мыло? Ни мыльницы, ни даже полиэтиленового пакета. Не придумал ничего лучше, как завернуть в полотенце, которым вытирался. Потом в раковине простирну.
Дальше – подъём на второй этаж, и вот перед мной распахивается тяжёлая дверь камеры, в которой мне предстояло провести… Сколько? День, два или месяц?
– Принимайте пополнение.
Дверь за моей спиной захлопнулась, и на меня уставились десятка полтора пар любопытных глаз. Люди сидели и лежали на 2-ярусных шконках, под зарешечённым окошком за небольшим, привинченным к полу столиком сидели четверо и играли в карты, но тоже, естественно, обратили внимание на новенького. Под ноги полотенце мне никто пока не кидал, хотя я в случае чего знал, что нужно делать в таких случаях.