Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
С другой стороны, когда ещё представится возможность лицезреть репетицию эстрадно-симфонического оркестра ЦТ и Всесоюзного радио! Попрощавшись с Виктором Викторовичем, выразившего надежду, что я потом не заблужусь и сам найду выход, скромно уселся в третьем ряду с краю. Музыканты на сцене настраивались ещё минуты три, после чего Силантьев наконец поднялся и занял место на авансцене, лицом к своим музыкантам. Постучал палочкой по пюпитру.
– Так, друзья, готовы? Муслим?
– Да-да! Я здесь!
Магомаев по-молодецки
– «Падает снег»? – спросил он.
– Да, а затем сразу «Синяя вечность».
Так вот три часа с лишним я и просидел, слушая звёзд советской эстрады и получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Конечно, это был не полноценный концерт, а всего лишь генеральная репетиция перед отъездом на зарубежные гастроли, но мне это казалось даже интереснее, когда ты видишь внутреннюю кухню, да ещё с фразочками Силантьева, которых я от него, честно говоря, не ожидал. «Ну что вы сюда пришли – в носу ковырять?» «Нет-нет, Жора, это плохая, это лабушская игра». «С вами одно дело только кушать». «Лёня, тебе не на барабанах играть, а на шумовке»…
Наконец прозвучала команда: «Всем спасибо! Все свободен!», и отдувавшийся Силантьев, вытирая огромным носовым платком потные лицо и шею (хотя какая там шея, голова казалась сразу же насаженной на плечи) обратил своё внимание на меня.
– Ну что у вас там, молодой человек?
– Песня. Вот.
Я протянул ему папку с заранее развязанными тесёмками. Юрий Васильевич уселся на прежнее место в первом ряду, внимательно вглядываясь в содержимое партитуры. Затем он начал что-то бубнить себе под нос. И вскоре я понял, что это он таким образом напевает мелодию песни «И вновь продолжается бой!». Дальше Силантьев начал в такт себе не сильно размашисто дирижировать своей палочкой. Всё это продолжалось минуты три.
– Я так понимаю, Е. Покровский – это вы? – спросил он, закрывая папку, но не спеша её мне возвращать.
– Да, Евгений Покровский, – кивнул я. – А Натан Ефремович Козырев – соавтор музыкального сопровождения. Он преподает в свердловском музучилище. Я ему подкинул тему, а он сделал аранжировку.
– Так вы с Урала?
– Сам из Асбеста, а учусь на первом курсе Уральского политеха в Свердловске.
– Только на первом? Выглядите вы на пятый.
– Так я же после армии поступил…
– А-а, вон оно что!.. А музыкальное образование имеется?
– Увы! Разве что песни под гитару во дворе.
– Понятно… Стихи давно сочиняете?
– Да так, лет с четырнадцати-пятнадцати, – уклончиво ответил я.
В общем-то, не соврал, я действительно где-то в этом возрасте начал сочинять стихи. И мне казалось, что неплохие. Хотя, обнаружив в зрелом возрасте тетрадку с подростковыми стихами, подивился собственной наивности.
– Ага… Угу… Кстати, вещица довольно бодрая, так и просится на большую сцену. Смею предположить, что эта композиция ещё нигде
– Пока нет, вам первому предлагаю.
– Что ж, я возьму её, возможно, что-то с этим получится сделать.
– Только одна просьба…
– Что за просьба?
– Если всё-таки она войдёт в ваш репертуар, можно, её будет исполнять Лев Лещенко?
– Лещенко? Лёва? Почему он? Прочему, к примеру, не Магомаев?
– Сам не знаю, но мне почему-то кажется, что у этого исполнителя большое будущее, и эта песня могла бы стать для него ступенькой к новым высотам. Тот же Магомаев уже и так достиг практически всего.
– Хм, так уж и всего, – крякнул Силантьев, зажмурив свои маленькие глазки, тут же превратившиеся в узкие щёлочки. – В общем-то, Лев уже на подъёме. Не так давно с Большим симфоническим оркестром под управлением Геннадия Рождественского с успехом исполнил ораторию Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Да и с моим оркестром поёт «Вдоль по улице метелица метёт» и «Русское поле», публике нравится. Я уж не говорю о том, что в марте Лев стал лауреатом IV Всесоюзного конкурса артистов эстрады… Ладно, подумаем. А это ваше первое произведение?
– Если брать песни, то второе. Но первая… Как бы сказать… В общем, она скорее для ресторанного репертуара.
– Любопытно, – приподнял брови Силантьев. – Опца-хопца, дрим-ца-ца? Такого плана?
– Ну не совсем уж такого, Юрий Васильевич, – почему-то начал я краснеть, радуясь про себя, что в полусумраке этого не должно быть заметно. – Такая вполне себе лирическая песня о любви с уклоном в шансон… Ну то есть типа городского романса. В общем, не для правительственных концертов.
– Хорошо, я вас понял… Что ж, папочку я тогда, с вашего позволения, оставлю себе.
– Бога ради! А когда вы за неё всерьёз возьмётесь? В смысле, за песню?
– Ну, сейчас у нас ответственные гастроли на носу, по возвращении, думаю, и возьмёмся… Кстати, а вы филателией, случайно, не увлекаетесь?
– Нет, а что?
– Да я марки коллекционирую, хобби у меня такое. Так-то со всеми более-менее видными филателистами страны нахожусь в переписке, но вдруг встретится новичок, у которого имеются редкие марки. Как-то с одним таким познакомился, причём представляете где? В Магадане! И выменял у него редчайшую марку «Рука с мечом, разрубающая цепь». Всего за шесть банок тушёнки.
Наверное, это круто – выменять редкую марку всего за шесть банок тушёнки, думал я, покидая репетиционный зал. Интересно, в каком это году было? Наверное, не сильно давно после войны, если в ходу ещё была тушёнка.
– Ну как, удачно? – было первым, что спросил Роман Михайлович, впуская меня в квартиру с авоськой, в которой лежали продукты и кое-что из бытовой химии, купленные согласно выданному мне утром списку.
Я вкратце рассказал, как прошла встреча с Силантьевым, на что Утюгов удовлетворённо заметил: