Мой ангел злой, моя любовь…

Струк Марина

— Андрей! — окликнули по имени одного из офицеров, и Влодзимир вернулся из своих мыслей на грешную землю. Именно так звали жениха Анны. Анджей, Андрей. Он прочитал это в письмах, что подобрал в ее покоях. Его письма к ней, полные воспоминаний и нежности, за которую Влодзимир ненавидел его так, как никогда не ненавидел ранее. Этот русский получил все, что должно быть у него, Влодзимира! Честь и славу победителей и прекрасную панну, что боролась с ним до последнего, лишь бы остаться с этим светловолосым полковником.

Это был именно полковник, не ротмистр, как он искал ранее. С орденами и медалями на груди за каждое из сражений,

что вели к поражению Великой армий, к поражению и позору Влодзимира. Это был тот самый человек, которого Влодзимир безуспешно искал вот уже несколько дней в Париже. И если бы не Мария, которую он сразу же узнал в той лавке, едва ли нашел бы.

«…Андрей стоит сотни таких, как вы!», когда-то сказала ему Анна. И он прочитал тогда в ее глазах, что она целиком и полностью принадлежала, и что она всегда будет принадлежать этому русскому. Что бы Влодзимир не сделал… и что бы она ему невольно не позволила. Он сумел тронуть ее тело, он умел это делать. Но вот сердце… Сердце так и осталось в руках Оленина. Влодзимир смотрел сейчас на эти руки в грязно-белых перчатках, лежащие на зеленом сукне игорного стола, и вдруг представил, как они ласкали его Анну, как эти пальцы скользили по нежной коже. Кровь снова закипела в жилах огнем ненависти, подчиняющей себе разум. Оленин вернется в Россию победителем, вернется в Милорадово, где его ждет Анна. И она снова будет под его руками и губами… в его постели… в его жизни. Проклятье!

— Вам везет, господин полковник, — очаровательно улыбнулась француженка в палевом шелке, когда в который раз число Андрея принесло ему выигрыш.

— О, — донеслось до Влодзимира. Это Александр Кузаков чуть склонился над столом, чтобы его лучше было слышно. — Немудрено, мадам. Наш господин полковник будто заговорен на удачу. Во всем ему она улыбается — и в игре, и на поле боя.

— А в любви? — прищурила хитро глазки француженка. — Убеждена, что и в любви господину полковнику улыбается Фортуна.

Андрей как-то криво улыбнулся в ответ француженке, и Влодзимиру не понравилась эта улыбка. Разве можно так открыто показывать свою любовницу, когда истинное сокровище ждет тебя в родной стороне? Разве можно флиртовать с француженками, как это делал Оленин ныне с этой блондинкой? Влодзимир будто угадал, когда говорил, что Оленин недостоин любви и преданности панны. Он не встанет подле нее под венцы, Влодзимир никогда не позволит тому случиться. Оленин не вернется в Россию… никогда не вернется!

— О, господин полковник, вам снова улыбнулась удача! — захлопала в ладони француженка, уже поднявшаяся со своего места за игорным столом и занявшая место среди зрителей, но поближе к Андрею. Мария же, отдавшись на волю своих мыслей, даже не заметила этого маневра. Казалось, она внимательно слушает Бурмина, что-то говорившего ей вполголоса, кивая ему в ответ, но на самом деле, она пыталась найти в хаосе мыслей то самое верное решение, которое ей может помочь предотвратить то, что она явственно ощущала в воздухе ныне, а также что-то сделать в отношении Шепелевой. Той было не место в имении Андрея, когда тот вернется в Россию. Она должна была уехать из Милорадово прочь, уйти наконец из жизни Оленина. И Лозинский может помочь ей в этом, разве нет? Если только не спутает карты для розыгрыша очередной партии до начала игры…

— Жаль, что удача так не улыбалась полковнику ранее, — раздалось вдруг среди зрителей, и тут же повисла странная тишина за этим концом игорного стола.

Все повернулись к темноволосому мужчине в бархатном сюртуке бутылочного цвета. Кто-то с удивлением, кто-то — с любопытством, выжидая, чем закончит свою речь этот странный человек. Мария — с таким явным ужасом на лице, что Кузаков невольно приподнялся со своего места за столом. Лишь Андрей даже бровью не повел, а только перевел взгляд с поля стола на говорившего, чуть прищурив глаза.

— Жаль, что полковнику не улыбалась удача ранее, — повторил Лозинский. — Когда полковник в числе остальных бежал к Москве, как заяц, в числе же прочих оставляя самое дорогое, что у него было. Для милостей врага, полагаю… для милостей и прочего…

— Позвольте, сударь…! — вскинулись тут же офицеры, распознавая в реплике не только оскорбление лично Оленина, но и всей армии в целом. Отступили тут же от Лозинского те, кто стоял возле него, образуя вокруг него некое свободное пространство. Андрей придержал одного из ротмистров своего полка, покачал головой, показывая, чтобы тот отступил.

Это было его дело. Он распознал мягкий акцент в русской речи говорившего. Поляк. Это был поляк, и Андрей едва принудил себя успокоить свое сердце, едва не выскочившее из груди при осознании того, кем мог быть этот поляк, выровнять дыхание. Со стороны казалось, он даже бровью не повел, хотя внутри был раздираем на части вмиг вспыхнувшими эмоциями.

— Полагаю, что вы ждете именно моего ответа, господин…

— Пан Влодзимир Лозинский из фольварка Бе…, - но договорить Лозинский, шагнувший ближе к краю стола, за которым сидел Андрей не успел. Тот вдруг резко поднялся на ноги, не отрывая взгляда от поляка.

— Какого черта вы здесь делаете, Лозинский? — вдруг тихо спросил Андрей, на миг ставя Влодзимира в тупик. — Когда император даровал милостью своей вам возможность вернуться в его подданство…

— В его подданство? — переспросил Влодзимир таким тоном, что офицеры зашумели снова, переговариваясь, а французы и офицеры союзных войск, не понимающие ни слова из русской речи, отступили еще дальше от поляка.

— Даже ради нее…? — еще тише проговорил Андрей, чтобы его слышал только Лозинский. Тот в ответ только скривился невольно, полагая, что русский смеется над ним. Да разве и может быть иначе сейчас, когда он, Влодзимир, кругом в проигрыше, а полковник в победителях даже за игорным столом? Кровь настолько громко застучала в ушах, что Влодзимир пропустил тот момент, когда Андрей резко размахнулся и ударил его, как простого холопа, еще больше распаляя ненависть, бурлящую в поляке. Рот наполнился соленым привкусом крови из лопнувшей губы, а сердце горечью оттого, что русский сумел ударить первым. До того, как нанес удар сам Влодзимир.

Он поднял руку и бросил Андрею перчатку, которую успел стянуть с руки, пока стоял в числе зрителей еще мгновение назад, движимый желанием кинуть ту прямо в это лицо, столь ненавистное ему сейчас. Нанести оскорбление, от которого не будет больше шага назад. Только к барьеру, только к смерти одного из них. Потому что Влодзимир желал смерти этого русского. Только его кровь могла принести хоть какое-то облегчение его израненной за последние годы душе. За то, что оставил поневоле в русских землях, за свое потерянное счастье, за свою запятнанную честь, за то, что оставлял своих раненых людей среди Смоленщины, за то, что убегал, как загнанный зверь, из России, пытаясь спастись от плена.