Мой ангел злой, моя любовь…

Струк Марина

Поднялся на ноги с трудом, борясь со слабостью и дурнотой, что навалились вдруг. Голова отчего-то стала такая тяжелая, словно весила целый пуд. Упав, Андрей потерял каску, и теперь чувствовал, как неприятно холодит ветерок по волосам. Он коснулся мельком прядей, чувствуя пальцами, что они влажные. Задело голову, знать, если это не пот.

Андрей бы долго приходил в ясное сознание, если бы не та картина, что он увидел, повернувшись растерянно в сторону позиций поляков. Все еще отчаянно рубил улан штаб-ротмистр без устали, оставшись совсем один — остальных уложили. Но вот кто-то из поляков, наконец сообразив, как можно остановить этого разбушевавшегося русского великана, вскинул карабин. Андрей не слышал выстрела и собственного крика, когда Павел вдруг дрогнул всем телом и упал с коня в тот же миг.

«…Как жаль, что многое не сделано

до сих пор…», вспомнил Андрей слова, произнесенные прошлой ночью. «Как жаль…»

Тут же в сознание снова проникли звуки боя: грохот канонады, ржание лошадей, людские крики, звук полковой трубы, все еще подававшей кавалергардам сигнал отходить. Кто-то ткнул Андрея в бок, и он повернулся тут же, готовый дать отпор. Но это был всего лишь солдат, который собирал раненых товарищей на поле и относил подальше от шквального огня.

— Контужены, ваше благородие? Ранены? — прокричал тот прямо чуть ли не в ухо Андрею. — Уходьте отседова, коли можете. Вона как палят!

Андрей быстро забрал седельную сумку с убитого коня, с трудом управляясь второй раненой рукой, и хотел уже последовать совету солдата, уже склонившегося над лежащими рядом воинами, как горячая волна ударила в спину с такой силой, что он перелетел через конский труп, на этот раз все же проваливаясь в темноту.

Он открыл глаза и снова поразился той тишине, что стояла над полем. Контужен, решил Андрей, пытаясь тряхнуть головой, чтобы сфокусировать взгляд и вернуть слух. Но вот где-то раздался одиночный выстрел орудия, за ним последовал еще один, и Андрей понял, что слуха он не лишен, что в полном сознании. Значит, ныне и верно летний сумрак спускался, в вихри дыма и смрада порохового, что все еще стелились над полем. То и дело в воздухе проносился чей-то стон или крик на русском и французском, реже — на польском и других языках, умоляя помочь им.

Голова нещадно болела. Казалось, что в ней сидят несколько кузнецов и бьют своими молотами изнутри со всей силой, на которую только были способны.

Эк, его выбило из сознания, подумал Андрей, аккуратно шевеля ногами и руками, пытаясь определить, насколько целы его члены. Уже окончен бой, судя по всему, а он так и пролежал здесь, укрывшись за бок убитого коня, который и после смерти спасал его жизнь. Лицо было липким на ощупь, от крови, как понял Андрей, горела огнем левая рука. В остальном, он вроде бы был цел, хотя и выглядел неважно, судя по всему, раз его не подобрали, отступая.

Андрей собирался с силами, чтобы, невзирая на боль, разрывающую голову и руку, подняться из своего укрытия и вернуться в расположение армии. Вспоминал эпизоды сегодняшнего сражения полка, какого же кровопролитного, по его мнению, как и битва под Прейсиш-Эйлау. Он снова видел, как упал корнет под копыта русской и французской конницы, как сбили выстрелом из карабина Павла, сжимал землю в кулаке, думая о том, скольких сослуживцев не досчитается после этого боя.

А потом услышал вдруг французскую речь. Совсем рядом, в нескольких шагах от места, где он лежал. Сначала решил, что это опять раненые переговариваются, но разговор становился все громче и громче, что свидетельствовало о том, что французы перемещались по полю.

— Eh bien? — спросил один вполголоса. Ему спустя время ответил другой, не скрывая своего превосходства:

— Une montre de gousset!

— Veinard! — в ответе ясно прозвучала зависть к новому обладателю часов, найденных у одного из убитых в сражении.

— Et toi?

— Tout croix pectoral. Mais argent pur. [294]

Мародеры, замер на месте Андрей, размышляя, как ему стоит поступить ныне. Если он сейчас поднимется со своего места, то ничего не помешает французам, ходившим по полю между убитыми, выстрелить ему в спину. Если же останется здесь и притворится убитым, есть вероятность, что они заберут ценности и уйдут прочь. Можно было еще и напасть на них, когда они склонятся к нему, но Андрей сомневался, что в своем нынешнем состоянии, когда так плохо работает левая рука, он будет способен дать достойный отпор. Да и оружия под рукой не было никакого — палаша он так не приметил подле, как ни вглядывался, а седельная сума с пистолетами лежала по другую сторону убитого коня. Мародеры попросту заколют его штыками или забьют прикладами, если он атакует их голыми руками.

294

—

Ну что?

— Часы!

— Счастливчик!

— А у тебя?

— Только распятие нательное. Зато чистое серебро (фр.)

Оленин с сожалением взглянул на кольцо на среднем пальце правой руки — широкий фамильный перстень с искусно вырезанной буквой «О» в черном камне. Отдать его в руки французов непозволительно. Он быстро снял с пальца перстень и спрятал его под бок убитого коня. Бог даст, мародеры не заметят.

А потом стал рвать застежки ворота мундира, стараясь не делать при том резких движений, чтобы не быть замеченным приближающимися французами. Резко дернул шнурок, на котором висело кольцо с аметистами и нефритами, срывая его с шеи. При этом движении его голова качнулась, кузнецы в ней заработали молотами чаще, едва не заставив его вскрикнуть от боли, пронзившей виски и затылок. Замер, пережидая, пока утихнет боль, уткнувшись лицом в землю, тяжело дыша. Оттого и не слышал, как к нему приблизились эти два француза, склонились над ним.

— Qu'est ici? [295] — раздался голос чуть ли не над ухом Андрея, и он затаил дыхание, притворяясь умершим, при этом незаметно зажимая в ладони кольцо. Тускло блеснули аметисты, прячась в его руке, и он закрыл глаза, вспоминая глаза Анны, когда она лежала под ним в том сарае, когда широко распахнула их, удивленная тем, что творилось в ее теле, тем вихрем эмоций, что захлестнул тогда ее душу. Он до сих пор помнил запах ее кожи, ее волосы под своими пальцами, когда он прятал от взгляда Анны свою довольную улыбку в местечке между ее шеей и плечом, прямо у тонкой косточки.

295

Что здесь? (фр.)

— Le officier de cuirassiers [296] , - ответил другой голос. Чьи-то руки пробежались по спине Андрея, проверяя убит ли он, а после перевернули его, чтобы прощупать обшлаг мундира и грудь. Нашли и сорвали тонкий шнурок с золотым распятием. После Андрея пнули больно в бок носком сапога, снова переворачивая, явно разочаровавшись в добыче. Все, нынче осталось только еще переждать, подумал Андрей, сжимая крепче кольцо, чувствуя, как впиваются в кожу камни. Он кусал губы, уткнувшись лицом в землю, сожалея о потере распятия, которое никогда не снимал с шеи с тех пор, как оно было надето на него еще в младенчестве.

296

Офицер кирасиров (фр.)

— Attends! [297] — вдруг раздалось после очередного орудийного выстрела. Кольцо в ладони Андрея шевельнулось, и он приоткрыл глаза, чтобы сквозь прищур взглянуть, отчего оно дернулось. Из его сжатого кулака торчал черный шнурок, привлекший внимание мародера, который пытался проверить, что же такое спрятано в ладони русского офицера, схватился за шнурок и дергал с силой. А после, бросив короткое «Merde!» [298] и вовсе принялся разжимать пальцы, которые изо всех пытался сжать Андрей, не отдавая кольцо. Тогда мародер стал бить стопой по его руке, пытаясь разбить носком сапога хватку, и эти удары отдавались в голове Андрея безумной болью. Он не сумел сдержаться и застонал тихонько, сквозь зубы, когда сапог француза со всего маху опустился на его кулак, разбивая пальцы в кровь, заставляя разжать ладонь. Мародер ловко выхватил шнурок и победно вскрикнул, когда блеснули аметисты, когда увидел кольцо с камнями, а потом взглянул на Андрея, все же расслышав его стон.

297

Подожди! (фр.)

298

Черт возьми! (фр.)