Мой бедный Марат

Арбузов Алексей Николаевич

Марат. Почему – может быть?

Лика. Все может быть.

Марат. Иди ты… со своим пессимизмом! Мне на будущий год восемнадцать исполниться должно… И то не психую. Уверен – будет.

Лика. Я еще когда совсем маленькая была – мечтала, как мне исполнится шестнадцать… представляла, что тогда со мной случится. Помните – «дети до шестнадцати лет на эту картину не допускаются»? Так бывало всегда обидно!… Хотя я, конечно, проскакивала, – мне ведь на вид можно куда больше дать. (Помолчала.)

Обидно было бы… не дожить.

Марат. Теперь доживешь.

Лика. Пожалуй. Я ведь сейчас на две карточки существовала. Целый месяц! Няню еще первого числа убило.

Марат. Тебе потрафило.

Лика (не сразу). Зачем вы так шутите?

Марат. А я веселый. Только не такой удачливый, как ты. (Вынул из кармана две хлебные карточки, поглядел на них.) Мне только один день достался. Тридцать первое. Завтра.

Лика. Не надо… Ты не плачь.

Марат. А я и не плачу. Я уж ко всему привык.

Лика (поглядела на карточку). Мамина?

Марат. Сестры. (Негромко.) Видишь пуговицу на куртке? Она мне ее утром пришила. Еще сегодня.

Лика. Ты жил у нее?

Марат. На Каменном острове. Как война началась – я к ней и переехал. И дом-то маленький, деревянный – всего два этажа… Очень надо было бомбить его. (Не сразу.) В августе у нее муж в ополчение ушел, она, дурашка, одна осталась… Я ей говорил: вернемся, ведь дом родной… А она не хочет – у нас, говорит, на Каменном лучше… и потом, вдруг действительно Коленька вернется, нет, я дома быть должна! (Помолчал.) А послушалась бы меня, здесь сейчас сидела. (Тихо.) Живая.

Лика. Разве это угадаешь. (Посмотрела на Марата внимательно.) А родители где?

Марат. Отец в морской пехоте был. Пятый месяц не пишет. (Не сразу.) И не осталось ничего… Ни одной фотографии. Мне бы снять ее тогда со стены… (Поглядел на Лику.)

Лика (тихо). Я не знала.

Где-то вблизи разорвался снаряд.

Недалеко.

Марат. Ага.

Лика. Мне уходить?

Марат. А куда же ты пойдешь?

Лика (осторожно). Тебе ведь тоже некуда.

Марат. Мне тоже.

Лика. Тут в углу кушеточка маленькая стояла…

Марат. Сейчас бы пригодилась…

Лика. Кто же знал…

Марат (не сразу). Тебя как зовут?

Лика. Лидия Васильевна… Лика. А тебя?

Марат.

Марат Евстигнеев. А ласкательное было – Марик.

Лика. Если бы матрасик имелся…

Марат. Ладно – тахта широкая.

Лика. Что ты…

Марат. Поместимся. Ты к стенке головой, а я к двери.

Лика (помолчала). Нельзя.

Марат. Почему?

Лика. Все-таки.

Марат. Девчонка ты.

Лика (с сомнением). Ну уж… (Подумав.) А если ее распилить – тахту?

Марат. Там же пружины… дурочка.

Лика. Все-таки завтра попробуем…

Марат. По квартирам походить надо, может, где что осталось.

Лика. Тут уж ходили.

Марат (сел на краешек тахты). Проживем.

Лика (тихо). Хорошо, две подушки остались. (Протянула ему одну из подушек.) Только ты подальше.

Марат (пренебрежительно). Да ладно…

Молчание.

Ты что… смеешься?

Лика (с радостным удивлением). А ты дышишь.

Марат. Ясно, дышу.

Лика (еле слышно). Вот и кончилась тишина…

Марат. Ладно бормотать-то…

4 АПРЕЛЯ

А в комнате появился старый матрасик – на нем устроился Марат. В углу аккуратно сложенная стопка дров – все, что осталось от буфета. Шестой час утра. Далекая стрельба.

Лика (она только что проснулась). Марик!… Марик!…

Марат (просыпаясь). А?… Что тебе?

Лика. Воздушная тревога, Марат…

Марат. Идиотство… Который час?

Лика. Шестой…

Марат (вдруг рассердился). Зачем же ты меня разбудила?

Лика. Ты всего пять дней здесь. Я же не знаю, как ты к тревоге относишься?

Марат. Как, как… С отвращением.

Лика (помолчала). Ну, что делать будем?

Марат. Давай на крышу полезем…

Лика. А у нас давно никто не дежурит.

Марат. Почему?

Лика. А мы уже разрушены. Нежилой объект. Так и считаемся.

Марат. Чего же ты меня разбудила… если мы разрушены?

Недалеко упала фугаска.