Мой босс - Дед Мороз
Шрифт:
— Устал?
— Да. Нет… Не в этом дело, — наконец-то честно ответил он. — Не в усталости. Я просто не слишком хочу видеться с родителями. Наверное, тебе покажется это странным.
— Не покажется.
У меня с мамой тоже были не лучшие на свете отношения. Мы с ней частенько ссорились, а когда мирились, она все равно считала, будто вышла победительницей из этого конфликта. Общение с матерью походило на постоянное сражение, в котором мне следовало либо заколоть ее, либо подставиться под удар шпагой.
И в этом словесном фехтовании я побеждала тем чаще, чем старше становилась. Может, стала
Судя по Катьке, вряд ли.
— В прошлый раз мы с братом погрызлись с родителями. У нас традиция была связываться с ними по скайпу, сидеть на одном диванчике, притворяясь лучшими друзьями.
— А вы с братом все-таки в плохих отношениях?
— Наверное, это тоже из-за родителей, — кивнул Назар, стараясь не отвлекаться от дороги. Он был бледным от усталости: все-таки европейские дороги оказались далеко не такими прекрасными, как нам бы хотелось. — Мы не слишком стремимся общаться и практически не заводим общих знакомых. Иначе все равно возвращаемся к ситуации, что кто-то предпочитает общество одного, кто-то другого. В жизни нельзя быть абсолютным победителем.
— Но ты же любишь брата?
Назар ответил не сразу. Он выдержал паузу, достаточную для того, чтобы я успела засомневаться в собственных словах, а потом со вздохом кивнул.
— Люблю, конечно же, — проронил он. — Думаю, и Глеб на самом деле меня не ненавидит. Мы же близнецы все-таки. Это связь более сильная, чем могут предположить наши родители. Собственно, это причина, по которой мы практически не общаемся.
— Не хотите разбивать друг другу сердце? Понять, что все-таки ненавидите?
— Да. Хотя мы виделись тридцать первого числа, и я повел себя не совсем корректно. Надо бы позвонить, извиниться, но я не могу.
Назар говорил так, словно он только сейчас сам это все понял. Я не перебивала; иногда человеку нужно просто выговориться, возможно, даже кому-то постороннему. Хотя, мы с Исаевым посторонними и не были. За эти двое суток мы рассказали друг другу столько всего о себе, что уже можно было не сомневаться в странной, почти подсознательной связи, воцарившейся между нами.
Наконец-то Исаев въехал на какую-то крытую парковку; очевидно, где-то рядом жили его родители. Я велела себе настроиться на встречу, но понадеялась, что у меня еще есть пятиминутная фора. Однако, слова Назара разбили все мои надежды:
— Смотри, вот, они уже пришли.
— О, — только и смогла выдавить из себя. — Ну да.
Назар притормозил, занимая парковочное место рядом со среднего роста мужчиной и миниатюрной женщиной, державшей его за локоть. Я смотрела на них, пытаясь собрать из мелких деталей цельный портрет Назара, но безуспешно — он никак не хотел формироваться в нормальную картину.
— Пора, — промолвил мужчина. — Они уже в курсе, что мы приехали. Пересидеть внутри не получится.
— Пора, — кивнула я, хотя чувствовала себя так паршиво, что могла бы — спряталась в салоне автомобиля и оттуда не выходила.
Но вместо этого выскользнула на парковку следом за Назаром, получив возможность рассмотреть его родителей с совсем уже маленького расстояния.
Его отец выглядел весьма неплохо, возраст выдавала только седина на висках. На его лице светилась, словно приклеенная,
— Мама, папа, — промолвил Назар, и в его голосе тоже зазвенело напряжение, вызванное строгими родительскими взглядами, — это моя невеста, Кира. Кира, любимая, это моя мама, Мария, мой отец, Николай…
Неодобрение, прочно утвердившееся во взгляде что Марии, что Николая, полоснуло меня, будто ножом.
Что ж, я могла себе представить, как выглядела сейчас в их глазах. Растрепанная, со всколоченными волосами, не выспавшаяся после двух суток в дороге, в простой одежде, никакого Гуччи и Версаче. Наверняка даже мой нишевый парфюм, которым я так гордилась, выдавался им чем-то простым, привезенным с родины, дурно пахнущим и достойным такой дешевки, как я.
Нет, конечно, я о себе была куда более высокого мнения! Все это удалось без труда прочитать в направленных на меня глазах мужчины и женщины. Неодобрение и недовольство — все, что они испытывали по отношению к невесте своего сына.
Назар решительно обнял меня за плечи и заявил:
— Я надеялся, что изменился не настолько, чтобы вы рассматривали меня, а не позвали в дом. Не узнаете родного сына?
Николай и Мария в один голос рассмеялись.
— Ну что ты, что ты, — проворковала наконец-то женщина. — Ты совсем не изменился, сыночек! Замечательно выглядишь! Мы просто не ожидали, что ты привезешь с собой невесту…
— Я же предупреждал, — нахмурился Назар, — что буду с Кирой.
— Да, да, — закивал Николай, а потом добавил по-французски: — Мы просто не думали, что она будет такая.
Я не подала виду, что прекрасно поняла, что он сказал. Сейчас это было бы лишним. Преподнесу сюрприз попозже.
Но Назар отлично понял, что отец только что старательно пытался продемонстрировать свое неодобрение, и лишь увлек меня за собой, первым направляясь в сторону лифта. Он явно не желал продолжать этот разговор, а рассчитывал на то, что сможет потом, наедине, объяснить родителям, что так вести себя нельзя.
Не думаю, что они его услышат.
Мы в полном молчании поднялись в лифте на нужный этаж. В прохожей, пока Назар помогал мне снять пуховик, а Мария наконец-то избавилась от своего черного пальто и продемонстрировала не менее черное платье, я сделала попытку завести разговор, но без толку. На меня смотрели так, словно я только что чистила курятник, а потом во всей этой вонючей одежде завалилась в их элитную квартиру и собиралась начать петь матерные частушки.
— Мам, мы слишком устали с дороги, — промолвил Назар, смирившись с тем, что знакомство потерпело крах. — Наверное, просто пойдем спать, если никто не против. Сейчас не до разговоров. Завтра познакомимся поближе.