Мой бывший бывший
Шрифт:
Несколько раз мне приходится правда задержаться с переводом и уточнить конкретные формулировки вопросов или предложений — потому что лажать с переводом некоторых принципиальных деталей мне не хочется. Уж лучше пусть пояснят, что имеют в виду. А то в менталитете у японцев прям заложено, что если ты не задаешь вопросы — значит, все сам как надо понял.
Четвертый японец при моих вопросах заинтересованно щурится, но по-прежнему сидит, не вступая в диалог. Слушает. Я так понимаю — меня и слушает, но цель у этого слушанья мне не ясна. Впрочем, господину Такахеде,
Все трое тех, кто с нами «переговаривает», одинаково цепкие, напористые, каждый — профи в своем деле. Да и четвертого — этого темного молчаливого коника, тоже со счетов сбрасывать не стоит. Он может быть «на обучении», и его таким своеобразным способом могут знакомить с бизнес-этикетом, особенностями ведения переговоров с русскими или что-то еще в этом роде.
Мы заканчиваем только через два часа. К концу этого обсуждения у меня настолько сухо в горле, будто я только-только пробежала марафон. Хотя я ведь прерывалась на то, чтобы выпить воды, ага…
Нам дают вольную, и подчиненные Такахеды переключаются уже на своего шефа, излагая ему, к чему мы, собственно, за это время пришли.
И вот тут внезапно начинает говорить четвертый японец. И о чем — я расслышать просто не могу, но манера речи у него… Довольно уверенная. Он словно диагноз ставит кому-то…
— Старый черт, — тихонько шепчет сбоку Козырь, переходя на английский, — все-таки притащил своего наблюдателя.
Я удивленно оглядываюсь на Эдуарда Александровича, вопросительно поднимая брови. Если он настроен на беседу — то он пояснит, о чем он. Эдуард Александрович оказывается настроен.
— В прошлом году мы попали на деньги с Такахедой, — неохотно поясняет он мне, все так же на английском, — оба. Но он — больше. И как выяснилось позже — по нашей вине, потому что наш переводчик не учел некоторых нюансов при переводе.
— Случайно? — уточняю я осторожно.
— Очень в этом сомневаюсь, — хмуро откликается Козырь, а сам гипнотизирует взглядом японцев, устроившихся за два стола от нас, — особенно с учетом того, что в этом году мы едва не влетели в аналогичную ситуацию с другим, казалось бы, более квалифицированным переводчиком. Недавно.
— Это вы про Шевченко? — тут же спохватываюсь я, припоминая те косяки в переводе, что мной были найдены.
— Это я про Шевченко, — кивает Козырь, щурясь, явно вглядываясь в лица японцев пристальней, — видите, какая вы умница, Виктория, все схватываете на лету, не зря я решил сделать на вас ставку. Вот и наблюдателю Такахеды вы понравились. Вы вообще умеете не нравиться?
— Нет, она не умеет, — ехидно хмыкает Ветров, напоминая, что он вообще-то тут, ну и что не зря я в свое время занималась с ним английским.
Ох-х… Божечки, можно я его укушу? Вот что во фразе «Говори комплименты своей чертовой невесте» он не понял?
— А зачем был нужен наблюдатель? — спрашиваю я, пытаясь не пускать Ветрова в свои мысли. Вот еще не хватало, и
— Я так понимаю, этот парень знает русский на хорошем уровне, — меланхолично откликается Козырь, — он слушал наши ответы и ваши переводы. Сличал корректность.
— Но зачем?
На мой взгляд, Такахеде куда проще было предоставить своего переводчика, раз уж он в нем так уверен.
— А вы не понимаете, Виктория? — Козырь косится на меня насмешливо. — Я же говорю, старый черт так меня проверял. Достаточно ли я постарался, чтобы ликвидировать причину прошлогоднего провала. Достоин ли я его бесценных вложений?
Ох-хо. Я тут же припоминаю те несколько уточняющих вопросов, что задавала, и начинаю уже сама себе казаться некомпетентной…
Или все-таки не очень? Промолчать ведь — гораздо хуже…
— Есть! — триумфальным шепотом шипит Козырь, незаметно стискивая кулак. — Сделка наша.
Я удивленно перевожу взгляд за столик японцев — они по-прежнему еще что-то там обсуждают, но все-таки Такахеда уже придвинул к себе принесенные ему бумаги на подпись… Но откуда Козырь это знает? Ведь нам же еще совсем ничего не сказано…
— Чтение по губам, Виктория, — хмыкает Эдуард Александрович, явно угорая от моей вопросительной физиономии, — не скажу, что все мои юношеские увлечения были столь полезны, как сурдоперевод, но это мне иногда приносит много приятных новостей раньше, чем они до меня официально доходят. Ну, и правду кое о ком из моего окружения это умение мне тоже помогало раскрыть. Хотя, в некоторых случаях, мне и сурдоперевод не нужен. Вот вы, например, очень красноречиво удивляетесь…
— Эдуард Александрович, я вас боюсь, — честно сознаюсь я, а Такахеда тем временем милостиво кивает своим подчиненным, и они быстренько уходят из-за его столика.
— Это правильно, — Козырь невозмутимо кивает, — это очень здравое ощущение, Виктория. За плюшевого мишку меня держать не надо. Впрочем, если выбирать между трепетом и верностью, я все-таки выберу второе. И верность мне оплачивается куда как лучше, сразу скажу.
Намек у него выходит довольно прозрачный, на самом деле. Можно подумать, кто-то уже спешит меня у Козыря перекупить. Впрочем, даже если бы кто-то и спешил… Эдуард Александрович человек, давший мне удивительный шанс в моем паршивом положении. Моя верность им уже оплачена сполна.
Тот самый четвертый японец подходит к нам и с вежливым поклоном передает Эдуарду Александровичу просьбу присоединиться к господину Такахеде для завершения сделки. На русском. Козырь был абсолютно прав.
— Можете пока выдохнуть, господа, — Козырь произносит это, обращаясь ко всем нам, — мы с Кадзу обсудим еще пару нюансов, а потом — пообедаем. Далеко не теряйтесь, вы будете мне нужны через десять минут.
Пользуясь предоставившейся минуткой, я ухожу во второй — пустой — зал ресторана, где из живых людей только бармен, протирающий бокалы, и звоню Маруське. Она как раз должна была вернуться из школы, и я надеюсь — уже села за чтение.