Мой бывший темный
Шрифт:
— Мне за вас стыдно! Премьера через неделю! Не-де-лю! Соловьева, сколько дней в неделе?
Ответ не был слышен, но, судя по всему, ответили верно.
— Хоть это ты знаешь, а я думал, ты совсем отсталая. Эльтова…
— Думаю, на сегодня разбора полетов хватит, — прервал ругань другой голос, как раз в тот момент, когда мы подошли к самым дверям. — Ирина, вы были очаровательны. И все другие тоже. Мне очень понравилось. Прошу, повторите последнюю сцену еще раз. Чистое наслаждение наблюдать за вами. Пир для души, так сказать.
Мы с Виктором
А вот я в свое время прониклась. Театры я обожала гораздо больше, чем кино.
Но зал, куда мы пришли, видела словно впервые. Амфитеатр из мягких обитых бархатом рядов кресел, балконы с вип-ложами, высокая сцена. На сцене с десяток девушек, около пяти юношей, весь одетый в белое насупленный мужчина, должно быть, балетмейстер, или как там его называют. В углу сцены стояло пианино с неприметной женщиной за ним.
— Виктор Альбертович? — нас окликнули, и только тогда я заметила сидящего на передних рядах очень бледного худого мужчину. Его черные волосы чуть вились, нос выдавался вперед, щеки были впалыми, а взгляд темно-карих глаз цепко следил за происходящим вокруг. — Второй день подряд. Чем же обязан?
Виктор кивнул ему, подходя ближе.
— Привет, Герман.
Сам Герман, тем временем, повернулся к сцене и хлопнул в ладоши.
— Продолжайте, продолжайте.
Люди на сцене засуетились. Балетмейстер кивнул пианистке и так начала сначала:
— Раз, два, три… теперь сюда, раз, два… — было слышно как балетмейстер считал в такт.
Виктор сел на соседнее с Германом место и потянул меня за собой, усаживая рядом.
— Итак, чем обязан? — тон кудрявого был спокойным и надменным, а на нас он даже не смотрел. — Только не говори, что опять беспокоит подвальная живность. Притащил еще одну кошку?
— Познакомься, это Вероника. Вероника — Герман Нагицкий.
— Ну… — не понятно потянул Нагицкий. — я смотрю почти угадал.
— Я о вас слышала, — я вздернула брови, удивленная этим фактом. — Вы городской меценат. Про вас часто пишут и рассказывают по новостям.
Нагицкий хмыкнул, скользнув по мне незаинтересованным взглядом, но никак не прокомментировал слова про мецената, а затем снова повернулся к сцене. По его взгляду можно было понять, что следит он только лишь за одной из танцовщиц.
Следит и при этом периодически плотоядно облизывается.
Я инстинктивно прикрыла живот рукой. Что-то было не так в этом человеке, но что именно, я сказать не могла. Чувствовалось лишь, что от него так и веет опасностью.
— Эта та про которую ты вчера спрашивал? Значит, таки, нашел свое. Рад за тебя, — произнес он негромко так, словно бы меня не было рядом. — И все-таки пришел снова. Решил-таки окультуриться? Преисполниться духовности? Через неделю премьера «Аиды» в нашем скромном театре. Милости прошу.
— Нет, спасибо. Не питаю слабости к провинциальным
— Мне, конечно, лестно, что ты думаешь, что я всеведущ. Но это, к сожалению, не так, — Нигицкий деланно вздохнул. — К большо-ому сожалению.
— Знаю твою любовь к кривляньям и театральности, но сейчас давай обойдемся. Не ко времени.
— Это же храм Терпсихоры. Как тут без театральности? — манерно взмахнул рукой Герман. — Если у тебя или твоих братьев есть ко мне претензии, говори прямо. Или может быть у вас претензии к арбитрам? Могу передать.
Виктор поджал губы, и чуть спокойнее произнес.
— Нику с сегодняшнего дня ищет полиция. А я у них записан как лицо, которое с ней в контакте. И отсюда вопрос.
— Не слышу вопроса.
— Многие ли были в курсе того, что я ищу ее? Только ты, — в его голосе была угроза, от которой даже мне стало не по себе.
Впрочем, почему «даже»? Я сейчас совсем не отличалась выдержкой. Кажется, скоро буду и от собственной тени шарахаться.
Чтобы хоть как-то справиться с собой, повернулась к сцене, стараясь переключиться на танцы.
Балетмейстер, тем временем, продолжал считать, периодически одергивая своих подопечных.
— Раз, два… Дайте мне больше чувства. Игнатьева живее, живее… Вот так. Раз, два… Вы жрецы и жрицы! Воплощение богов, выглядите как грешники перед казню. Втолкнись! Еще раз!
— Все в этом мире продается и покупается, но конкретно на эту твою… Веронику… — Герман недовольно сверкнул в мою сторону своими темными зловещими глазами, — спроса не было. Меня никто ни о чем не спрашивал. Но если готов заплатить, я могу поискать информацию для тебя.
— Раз, два… Не торопись вставать. А теперь давай! Давай, расти. Выше. Выше! — командовал балетмейстер на фоне всего этого. — Ты похож на дохлого лебедя!
— Впрочем, могу дать бесплатный совет. Если с девушкой проблемы, замени ее другой. По крайней мере, у меня этот способ работает всегда безотказно. Так что, может, все к лучшему?
Виктор, очевидно, понял в этих словах какой-то скрытый смысл и моментально взвился:
— Если я узнаю, что ты все-таки замешан в сегодняшнем происшествии, рога обломаю, — процедил он сквозь зубы.
— Как бы мои рога не стоили тебе зубов, — широко улыбнулся Герман.
Я пыталась понять, в чем же суть этих угроз и что вообще происходит, но не могла.
Зато начало казаться, что проблемы с полицией — это вовсе не результат того, что я действительно накосячила, согласившись подзаработать. Возможно, я просто оказалась разменной монетой в игре криминала против Виктора? Что если все это для того, чтобы досадить ему?
— О, нет, нет, нет, — Виктор поцокал языком. — Это мне не будет стоить ровным счетом ничего. Просто сам посуди, что останется от твоего маленького бизнеса, если моя фирма перестанет поставлять товар? Арбитры не в вмешиваются в человеческие дела. Их протекция тебе не поможет.