Мой дом – чужая крепость
Шрифт:
– Ну ладно, пойдем домой, – вздохнула та и обратилась к Корсуну: – Зачем?
– Что зачем? – не понял он.
– Зачем вы меня обманули, Николай Александрович?
– Опыта не имею, – признался Корсун. – А выяснить мне кое-что надо. Как вы догадались, что я вас обманул?
– Ты женат, Коля? – отпирая подъезд, улыбнулась дама.
– Нет. То есть да, – неожиданно поправил он себя.
– Ну вот когда будешь не «то есть», а просто женат, поймешь, что женщину обмануть нельзя. Если, конечно, она не хочет, чтобы ее обманывали. Женщина существо более тонкое, чем мужчина,
– Не сомневаюсь, – улыбнулся он, входя за ней в лифт.
– Меня зовут Эмма Георгиевна, – представилась дама, впуская его в квартиру.
Квартира оказалась под стать хозяйке, смотрела на Корсуна изящными веселыми карандашными набросками.
– Рисовал мой родственник, – пояснила Эмма Георгиевна. – Чай?
– Нет, спасибо, – отказался Корсун.
– Ну как знаешь. Спиртного не предлагаю, поскольку не имею.
Хозяйка уселась в высокое кресло, кивнула ему на кресло напротив.
– Рассказывай.
– С телефона Марии Никитичны шантажируют мою знакомую, – начал Корсун и понял, что рассказал все. Не умеет он говорить длинные речи.
– Чем шантажируют?
– Это неважно, но ее совсем запугали.
– Та-ак. Почему она не идет в полицию? Супружеская измена?
– Эмма Георгиевна, это не обсуждается. Она честная и порядочная женщина. – Он, в общем-то, совсем не знал Лилю, но почему-то понял, что сказал правду. – Поверьте. Мне нужно узнать, у кого мобильный вашей покойной подруги.
– Та-ак. Значит, твоей знакомой звонят с бывшего Машиного номера?
– Да.
– Как ты по номеру узнал фамилию и адрес? Это же закрытая информация.
– Заплатил деньги, и информация стала открытой.
– Понятно. Видишь ли, Коленька, Маша была женщиной умной и доброй. Замужем никогда не была, своей семьи не имела, у нее только брат был, и племянников своих она обожала. У нее их двое, Аркаша и Сева. Аркаша пообстоятельнее будет, у него семья, дочь, нормальная работа и нормальный достаток. Севочка, тот немного другой. Он и подруг меняет, и работу, что, конечно, не есть хорошо. Но… – Она сделала паузу. – Оба они люди исключительной порядочности и ни на какой шантаж не способны. Это ты выброси из головы. Этого не может быть, я их обоих с детства знаю. Маша умирала долго и тяжело, и племянники для нее ничего не жалели, наняли сиделку и домработницу. Да и зарабатывают они столько, что подкреплять свои финансы шантажом им смысла нет. Понимаешь?
Корсун кивнул. Мог бы поспорить, но не стал. На шантаж идут не из-за нехватки денег, а от того, что получают удовольствие от страданий других людей. Денег не хватает миллионам, а на шантаж идут единицы. Впрочем, отчего-то он чутью старой дамы доверял и с порядочностью Аркаши и Севы был готов согласиться.
– Квартиру они сдают. Сейчас там живет армянская семья. Арсен, у него какой-то бизнес, Мариам, или попросту Маша, и трое детей. Старшему шесть лет. Представить, что Арсен заделался шантажистом, я тоже не могу, семья производит очень хорошее впечатление, я их больше двух лет знаю. Кстати, Арсен говорит с заметным акцентом. Так что давай договоримся так, Коля. Я попробую выяснить,
– Спасибо. Спасибо, Эмма Георгиевна, – Корсун продиктовал номер мобильного и добавил то, о чем сразу пожалел: – Я заплачу.
– На пенсию не проживешь, это верно, – засмеялась хозяйка квартиры. – Но я подрабатываю другим способом, учу детишек игре на фортепьяно. Взрослых, кстати, тоже могу. Хочешь?
– Нет, – улыбнулся он.
– Ну как знаешь. Появятся детишки, приводи.
Потом он передавал разговор Тоне, она смотрела на него с восхищением, и он вдруг вспомнил, что скоро Новый год, и с уверенностью подумал, что год обязательно будет счастливым. Мама когда-то верила в счастливые и несчастливые годы.
После того как он довез Тоню до дома, делать Корсуну у нее стало решительно нечего, нужно было возвращаться в собственную квартиру, но уходить не хотелось.
– Тоня, если я тебе надоел, ты скажи, – пробурчал он и зачем-то добавил, как маленький: – Я не обижусь.
– Не надоел, – улыбнулась Тоня. Ей вдруг стало весело, как будто он сказал что-то очень смешное.
– Тогда давай обедать. Что-то я проголодался.
– Ты приглашаешь меня в ресторан?
Надо бы подтвердить, что да, приглашает, но Корсун сказал правду.
– Я рестораны не люблю. Я не люблю, когда меня обслуживают. Давай дома поедим.
– Давай, – согласилась Тоня и уточнила: – Я приготовлю, и мы пообедаем?
– Угу.
– То есть, если я буду тебя обслуживать, это тебя устроит?
– Да, – кивнул он и засмеялся. – Устроит. А если тебя это не устраивает, можно пойти ко мне, и тогда я тебя обслужу.
– Нет, – покачала головой Тоня и улыбнулась. – Мне дома привычней.
От того, что он засмеялся, ей опять сделалось весело и как-то по-особенному легко, как в детстве. А ведь, пожалуй, она ни разу не смеялась с Димой просто так, ни с чего, даже когда никакой Аси на горизонте не было.
Когда Коля поздно вечером уходил от нее, мороз на улице показался ему каким-то особенно лютым. Включая печку в машине, Корсун неожиданно вспомнил, что по-старославянски декабрь назывался студень, и покачал головой, удивляясь меткости древнего языка.
Понедельник, 17 декабря
Будильник Тоня обычно ставила на семь часов. Можно встать и попозже, но торопиться она не любила, а приходить на работу совсем поздно и потом задерживаться почти до ночи не любила тоже. Сегодня она решила прийти и уйти пораньше – Коля не обещал заглянуть вечером, но… Вдруг он придет, а ее не окажется дома.
Уже одевшись, Тоня заглянула на кухню, по привычке проверяя, выключен ли газ. Тьма за окном слегка рассеялась, уличные фонари погасли. В окно она увидела, как из подъезда вышла Лиля, взяла за руку выбравшегося следом Тимошку, поправила рюкзачок у него на спине. Лиля с сыном скрылись за углом дома, за ними следом медленно тронулась светлая машина, очень похожая на Димину.
Тоня, схватив сумку и кое-как заперев один замок на двери, помчалась вниз по лестнице. На улице, конечно, не оказалось ни Лили, ни машины.