Мой дом – чужая крепость
Шрифт:
– Только один раз, Митя.
– Ты ее шантажировала?
– Нет! Нет, я только положила фотки в ящик.
Он не стал переспрашивать, так как понимал – врет. Тяжело встал, прошел в прихожую, вытряхнул на пол содержимое ее сумки и сразу увидел завернутую в бумагу пачку пятитысячных купюр.
– Если ты сейчас не расскажешь мне все, – устало произнес Колосов, – я немедленно подаю на развод. И мне плевать, что тебя посадят.
Она заговорила почти сразу.
Колосов слушал про
Пятница, 21 декабря
Колосову казалось, что он совсем не спал, но, видимо, все-таки дремал, потому что, посмотрев в очередной раз на часы, увидел, что уже почти пять. В предыдущий раз он вставал в два. Хотелось курить и выпить кофе, но он лежал, глядя в темный потолок, изредка слабо освещаемый проезжающими под окнами машинами.
Голова была тяжелой, как при температуре, он даже решил, что так не вовремя подхватил грипп, пока не понял, что его мутит от страха и безысходности.
Нужно сосредоточиться, а он не мог. Выбрался из постели и, шаркая ногами как немощный, поплелся на кухню. За окном темнела громада соседнего дома, светясь огоньками подъездных окон. Город, к которому он привык, спал. Город вежливых людей, новеньких машин, рабочей суеты и ресторанных корпоративов.
Был и другой город, который никогда его не касался и к которому его сейчас приблизила Ася. В этом другом городе жили другие люди, он был наполнен матерщиной, полицейскими сиренами, пьяными девками и поножовщиной.
Что он станет делать, если ее посадят? Нанимать адвокатов и носить ей передачи в тюрьму? Он даже не представлял, где в Москве находятся тюрьмы.
И не желает узнавать.
Пару лет назад до него дошли институтские слухи – у одной сотрудницы в подразделении посадили сына. Тетке вежливо улыбались, и Колосов улыбался и старался к ней не приближаться, даже в лифте.
Чтобы такое произошло с ним? Никогда! Лучше умереть.
Запах свежесваренного кофе заполнил кухню. Колосов наполнил чашку, обхватил ее руками.
Неожиданно вспомнился совсем давний случай, о котором он, казалось, уже забыл. Ему было четырнадцать. Он примчался из школы, не заметил, что у мамы в гостях подруга, и прямо от двери закричал:
– Мам! Я с Катей Саврасовой иду в кино! Я ей предложил, и она согласилась! Представляешь? Я ей нравлюсь, как ты думаешь?
– Думаю, что нравишься, – улыбнулась мама, выходя из кухни. – У нас гости, поздоровайся.
– Здрассти, – бросил он ее подруге и помчался в свою комнату переодеваться, но к тихому разговору в кухне прислушивался, и разговор этот ему не нравился.
– Что ты делаешь, Люда, – говорила подруга. – Не все можно обсуждать с матерью, девушек уж
– Мы дружим, – мама произнесла это с гордостью. – Мы друзья. Он привык всем со мной делиться.
Всего разговора он не помнил, но суть сводилась к следующему. Ему, Диме, будет трудно жить, утверждала подруга, мужской характер подразумевает самостоятельность, уважение к собственному мнению и еще какую-то чушь. Не должен мужчина делиться сокровенным. Ни с кем. Он обязан сам все взвешивать и принимать решения, иначе это будет делать за него кто-то другой.
Мама над подругой смеялась. Ее сын вырастет отличным мужем, он честный и заботливый мальчик, а откровенность еще никого не погубила.
Подруга оказалась не права. Колосов знал, что прекрасно жил все эти годы. Ему была нужна поддержка, это верно, и он получал поддержку от Тони. Он женился, потому что Ася ловко это устроила, но сказать, что он всегда был несчастен в браке, неверно. Он только теперь узнал, что значит быть несчастным.
Впрочем, все это уже не имеет никакого значения. Сейчас он будет принимать решения сам, как и положено мужчине.
У Тониной двери он оказался в начале девятого, встретив у подъезда тех, кого меньше всего хотел бы встретить, – женщину с ребенком. Мальчик, без сомнения, был тот, которого Ася фотографировала.
– Дима? – удивилась Тоня.
Она смутилась. Знает, что соседку шантажируют? Догадывается, что Ася подкидывала снимки?
У порога виднелись брошенные мужские тапочки. Она что-то говорила о «другом». Смутилась, потому что он увидел тапочки? Глупо, она давно взрослая женщина и может жить с кем хочет.
– Вот решил тебя проводить, – виновато произнес он. – Ты не возражаешь? Сегодня-то пойдешь на работу?
– Не смогу. У меня срочные дела, извини. Спиши мне еще один отгул, ладно? У меня отгулов навалом.
– Ладно, – вздохнул он. – Хотя бы на следующей неделе появишься?
– Появлюсь, – улыбнулась она. – Куда я денусь.
Нужно было уходить, но он стоял, глядя мимо нее.
– Тоня, – наконец произнес он, – я разведусь с Асей. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.
Он говорил и не понимал, обманывает ее или говорит правду. Ему только очень хотелось, чтобы она сейчас же сказала, что он смысл ее жизни, что у нее нет никого дороже. Тогда можно будет признаться в том, что сделала Ася, и вместе они что-нибудь обязательно придумают.
– Знаешь, Дима, – Тоня тоже смотрела мимо, ему не удалось поймать ее взгляд. – Еще несколько дней назад я приняла бы твое предложение, и это было бы ужасно для нас обоих.
– Почему? – не понял он. – При чем тут несколько дней? Ты… мне отказываешь?