Мой дом – чужая крепость

Горская Евгения

Тоня решительно взяла телефон, набрала номер.

– Дима, ты где?

– У себя, – удивился его голос. – Зайди ко мне, Тонечка. Мне нужно с тобой поговорить..

– Я еще дома, – решительность исчезала с каждой секундой, и Тоня трусливо попросила: – Я хочу взять отгул сегодня. И завтра.

– Бери, конечно, – помолчав, разрешил он.

Тоня сделала себе чай, неторопливо выпила, слушая новости по радио. Почему-то вспомнились криминальные новости, которые она недавно смотрела, не зная, придет ли Коля, опять мелькнула неясная, неприятная, связанная с этими новостями

мысль. Тоня почти не заметила этой мысли, сейчас ее голова была занята совсем другим.

Она вернулась к компьютеру, опять внимательно просмотрела кадры с камеры в подъезде, которые принесла Лиля. Женщина в пушистой шапке, на которую они обратили внимание, была Димина жена Ася.

Нет, поправила себя Тоня, она просто похожа на Асю.

Тоня была на Диминой свадьбе. Дима тогда пригласил всю группу, и не пойти она просто не могла. Она видела счастливую Асю на свадьбе и потом несколько раз на институтских корпоративах. Она старалась не разглядывать Димину жену, но и завязать себе глаза не могла.

Женщина на снимках была однозначно похожа на Асю. Странно, что она сразу не заметила сходства.

Каким образом жена Димы может быть связана с шантажом?

Сказать ему?

Спросить саму Асю?

Нужно заняться чем-то другим, решение придет само. Тоня опять потянулась к телефону.

– Мама, ты дома сегодня? – обрадовалась она, услышав мамин голос. – Я приеду сейчас, привезу деньги, я у папы занимала.

Рассказать Лиле? Коле? Это будет самое правильное, но как потом встречаться с Димой? Делать вид, что ничего не произошло?

Как ни странно, мама особого любопытства насчет денег не проявила, положила их в коробку, где родители хранили наличные, и бросилась кормить дочь.

– Я недавно встречалась с Дашей, – накладывая многочисленные закуски, рассказывала Тоня. Мама любила, когда на столе много еды. – И мы поняли, что почти ничего не знаем про дедушку.

– То есть как не знаете? – удивилась Елена Александровна. – Он был конструктором авиационных двигателей. Разработки были секретные и шли по военному ведомству, отсюда у дедушки генеральское звание.

– Я не про это. Каким он был человеком? Как они с бабушкой жили? Как познакомились?

– Как жили? – Мама отошла от плиты, села напротив Тони. – Знаешь, я никогда об этом не задумывалась, но они казались немного странной парой. Мама наша, сама знаешь, железная леди, а папа был совсем другим. Чутким, добрым. Остроумным. Для нас с Таней праздник начинался, когда он появлялся дома. Он с нами шутил, баловал нас, игрушки дорогие привозил. Он в закрытом городке под Москвой работал, приезжал только на выходные. Я его очень любила, всегда ходила за ним хвостом. Таня тоже, но она все-таки постарше меня на три года, а в детстве это огромная разница. Она больше любила с подружками время проводить, а я с папой. Он очень много знал, хорошо рассказывал. Мне всегда было с ним интересно.

– А почему они тебе казались странной парой? – не поняла Тоня. – Потому что бабушка более строгая?

– Возможно. Не знаю, как это объяснить, но у них словно не было общих интересов помимо детей и дома. Я не помню, чтобы они говорили

о политике, например. Тогда все любили о политике поговорить. Или чтобы они обсуждали какой-то фильм, книжку. Нет, никогда. Кстати, со мной папа книги обсуждал. А с мамой они обсуждали, какие продукты нужно купить и всякую такую ерунду. Таня простудилась, нужно вызвать врача… У меня много ошибок в диктанте, нужно со мной позаниматься русским языком… Может быть, отец слишком уставал на работе и его хватало только на семейные дела. Не знаю…

– Ты думаешь, они друг друга не любили?

– Нет, совсем не так. По-моему, им было хорошо вместе. Они заботились друг о друге, никогда не ссорились, при нас, во всяком случае. Просто между ними не было особого душевного тепла. Но тут, возможно, виноват мамин характер. Когда папы не стало, она очень переживала, похудела, почернела. Нас с Таней тогда в Москве не было, Таня на юге отдыхала, а я уехала со стройотрядом. Раньше студентов на каникулах заставляли в стройотрядах работать, вот наша группа под Астраханью помидоры и собирала. Было очень весело, кстати. Я тогда на второй курс перешла. Когда получила телеграмму и приехала в Москву, маму едва узнала. Ну а бабушка, моя бабушка – твоя прабабка Екатерина – та совсем почти рассудка лишилась. Она папу всего на два месяца пережила. А Вера почему-то совсем перестала с нами общаться.

– Какая Вера?

– Вера, – вздохнула мама. – Дедушки твоего сестра.

– Подожди, – удивилась Тоня. – У меня есть родственница, про которую я ничего не знаю?

– Есть. Бабушка Катя и Вера жили отдельно от нас, виделись мы не часто, по несколько раз в году на всяких семейных торжествах. Но все-таки виделись. А как папы не стало, Вера ни разу не позвонила. Я с ней пыталась связаться, но она явно не хотела со мной разговаривать. Цедила что-то сквозь зубы, и все. Кстати, это совершенно на нее не похоже, она всегда отличалась большой деликатностью. А потом она обменяла свою квартиру и велела новым хозяевам никому не давать своих координат.

– И ты не пыталась ее разыскать?

– Нет. Зачем? Человек не хочет со мной общаться, зачем я буду навязываться?

– Кошмар какой. Мам, а как ты думаешь, она жива?

– Вера жива.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. – Елена Александровна собрала грязные тарелки, сложила в мойку. – Каждый раз, когда мы приходим к твоему деду на кладбище, находим там свежие цветы. Едва ли кто-то кроме нее их приносит. Кстати, в субботу у дедушки день рождения, я уверена, что опять найду там цветы.

– Господи! Может, у нее с головой не все в порядке? Она одинокая? – глупо спросила Тоня, но разозлилась при этом почему-то не на себя, а на Дашку.

– Была одинокая. И с головой у нее все в порядке. И еще… Я, когда водила тебя в детский сад, а потом в школу, иногда ее видела. Думаю, она приезжала на тебя посмотреть. А когда я пыталась к ней подойти, сразу уходила.

– Ничего себе!

Тоне были очень интересны неизвестные семейные тайны, но тут позвонил Коля, она засобиралась, заторопилась, унося неприятный осадок от известия о существовании загадочной родственницы.