Мой генерал
Шрифт:
— Там же проблемы с визами!
— Где проблемы?
— Разве бандит может получить американскую визу?!
— Кто угодно может получить американскую визу.
— Да сколько громких случаев было, когда посольство отказывало в визе кому-нибудь. Вон хоть Кобзону!
— Маруся, — морщась, сказал Федор Тучков, — девочка моя. Ты повторяешь чужие глупости. Кобзону, может, и отказали. Кобзон Америку видал в гробу, ему и здесь тепло и приятно. А кому надо уехать, тот обязательно уедет!
— И он уехал?
— Кобзон?
— Твой
— Ах, Чуев!.. Ну, он не то чтобы совсем уехал, но живет теперь там, да. Сюда наезжает, все больше когда мы его приглашаем.
Марина чуть не упала в обморок.
— Вы?! Вы приглашаете убийцу и бандита?! Чтобы он из Америки приехал к нам?! И здесь вы его не арестовываете и не тащите в суд, а назначаете ему свидания в дорогих санаториях?!
— Примерно так.
— Но зачем?!
— Он мой осведомитель, — сказал Федор Тучков. и Марине показалось, что она слышит первоклассную мужскую гордость в его голосе. — В Америке он то, что называется «русской мафией». Игорный бизнес, проститутки, наркота, подержанные машины. Он там не последний человек, а для моей работы это важно.
— Ты его… завербовал, да?
— Нет. Я ему пригрозил.
— Чем?
— Сказал, что посажу. И не в Матросскую Тишину, а в Ярославский СИЗО. Конечно, он уверял меня, что мы ничего не докажем, и был прав. Мы никогда и ничего не докажем, но губернатор теперь как бы не признается, что это его бывший лучший друг и правая рука. То ли стесняется, то ли еще что похуже, понимаешь? Поэтому в Ярославском СИЗО, хоть у нас доказательств никаких нету, нашего друга Чуева в два счета завалят.
— Кто… завалит?
— Желающих полно, — сухо сказал Федор Тучков. — У кого-то дети под стрельбу попали. Из школы шли, а тут Чума с кем-то по-крупному разбирался. Трое погибло. Заложника однажды взяли, мальчишку лет пяти, наверное. Отец денег в срок не принес за свою заправку. Ну, отец деньги нашел, а мальчишку убили — чтобы впредь никто платежи не задерживал. Все по-серьезному чтобы было, понимаешь?
— Ужас, — пробормотала Марина. — Ужас, ужас.
Ее «приключение» неожиданно и болезненно повзрослело, стало «уголовным делом», а не детективной историей.
— Я хотел бы знать, кто его казнил, — продолжал Федор Тучков задумчиво. — Я приехал в тот же день, что и ты со своей дурацкой шляпой. Его казнили накануне вечером. Кто? Никто из санатория не уезжал, значит, убийца все еще здесь. Я хотел бы знать, кто это.
— Почему ты так говоришь — казнили?
— Потому что это не обычное убийство. Его не застрелили, а утопили в вонючей воде, да еще руки привязали, чтобы не всплыл. Это такая месть, Марина, я тебе точно говорю.
— А Вадим?
— По прошлым чуевским делам он не проходил, я всех помню более или менее точно. Ну, может быть, кроме самых мелких сошек — подай, принеси, поди вон.
— А Оленька? Помнишь, Элеонора мне говорила
— Не знаю, — признался Тучков.
— А Павлик с пистолетом? А Вероника? Выходит, никто никого не шантажировал?
— Я не знаю!
— Они могли быть не связаны с твоим Чуевым!
— Кто-то прикончил Вадима очень странным способом.
— Каким?
Федор Тучков приподнялся на локте и посмотрел на нее внимательно.
— Ты не догадалась?
— Н-нет. А должна была?
— Ну, конечно. Мы же нашли железку.
— Ну и что?! Это просто железка!
— Это не просто железка, Маруся.
— Не называй меня Марусей!
Тучков Четвертый поцеловал ее продолжительным поцелуем, потом решительно откинул одеяло — Марине моментально стало холодно — и поднялся. Совершенно голый, рельефный, кое-где покрытый шерстью мужчина эпохи Возрождения.
Марина никогда раньше не видела голых мужчин, тем более — эпохи Возрождения. Поэтому она немедленно уставилась на него во все глаза.
— Что ты смотришь?
— Я не смотрю.
— Смотришь.
— Что у тебя за пластинки на шее?
— Это такая традиция. На случай, если ранят или убьют. Группа крови, резус, порядковый номер. Видишь циферки?
— Хорошая традиция, — пробормотала Марина.
— Такая.
— Зачем ты их носишь? Ты участвуешь в боевых операциях?
— Нет! Я не участвую в боевых операциях! — Он зашел в ванную и кричал оттуда. — Я работаю в разведке, а не в группе «Альфа».
— А раньше участвовал?
— Что?..
Вода шумела, и он не слышал, наверное, а может, прикидывался, что не слышит, сразу невозможно было понять.
И как это ей в голову могло прийти, что он кретин?
Дождь все шумел, было холодно, и Марина подтянула колени к груди и накрылась одеялом. Наверное, нужно возвращаться к себе — в свой номер, к своей чашке, своей колбасе и своей книжке, но ей очень хотелось еще немного побыть в его жизни.
Или это неприлично?
Или, наоборот, прилично?
Что нужно делать после того, как все закончилось? Кто-нибудь знает?
Никто не знал.
На пороге показался Тучков Четвертый, благодушный, распаренный, розовый, в полотенчике, мокрые волосы прилизаны.
— Твоя очередь, — объявил он. — Сухое полотенце сверху на батарее.
Он взял с журнального столика какие-то бумаги, уставился в них и засвистел как ни в чем не бывало.
Марина смотрела на него во все глаза.
Ей вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь взмахнул волшебной палочкой и получилось бы так, что ничего этого не было — ни разгромленной постели, ни горячей лавы, ни чужого номера, ни странного запаха, ни истории о том, что утопленник на самом деле убийца и бандит и «приключение» ее вовсе не приключение, а полицейский капитан оказался генералом…