Мой холодный Эрих. Книга первая
Шрифт:
– Вам же рано вставать, – тихо произношу я. – Или вы не летите никуда?
– Лечу, – улыбается он. – Я уже готов, собрал чемодан и сделал всё необходимое.
Эрих кивает куда-то в сторону, и я только сейчас замечаю за шкафом черный компактный чемодан на колесиках.
Он приподнимается на локте, наклоняется ко мне, проводит рукой по моей щеке, убирая с лица волосы и вдруг зажимает мои губы своими. Целует, облизывает, проникает глубже, касается моего языка своим. Терплю, как могу. Не отвечаю на поцелуй. Чувствую, что сейчас опять выскользнет слеза.
Он отстраняется:
– Дрожишь,
Я молчу.
– Поцелуй меня, – говорит он требовательно.
– Нет, пожалуйста, – начинаю стонать я.
– Не хочешь?
– Я гетеро, – осторожно отвечаю я.
Эрих убирает одеяло, и я вижу, что он голый. Мне неудобно на него смотреть, и я отворачиваюсь. Он притягивает меня к себе, обнимает, приподнимает футболку, и я чувствую, как кое-что уперлось в мою спину.
– Пожалуйста, – всхлипываю я. – Не надо, пожалуйста.
– Давай попробуем? – и он двигает бедрами, елозя своим другом по моей голой спине.
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не надо – я уже реву в голос. Мне ужасно страшно. И я не хочу.
– Ну, тихо, успокойся, – он гладит меня по голове, – не трогаю я тебя. Просто обнимаю.
Мы лежим в обнимку несколько минут. Я в слезах, держу футболку, стянув её на «непопку», когда как мой тыл открыт и доступен ему. Он пользуется этим. Гладит ягодички.
– Что предпочтешь: свечу или мои пальчики?
Вздрагиваю. Чуть не выбираю первое, но понимаю, что со свечой я сразу усну и не смогу привести свой план в действие.
– В-ваши п-пальчики, – захлебываясь слезами через силу произношу я.
– Умница! – Он целует меня в щечку.
Залазит в дырку одним пальчиком, потом вторым и расширяет мышечное колечко, прижимает меня крепко к себе, чтобы я не елозил. Зажмуриваюсь и опять терплю. Он нащупывает внутри меня мой «орешек» и начинает массировать.
– А твой малыш рад массажу, – говорит Эрих убирая мои руки и задирая футболку.
Начинает двигать быстрее, а второй рукой сжимает моего малыша. Я закрываю глаза и сжимаю зубы, чтобы не застонать. Сердце неистово колотится.
– Даже выбежало что-то, – цокает он языком.
Наконец, он заканчивает измываться надо мной. У него уже приготовлено влажное полотенце, он вытирает свои руки и проводит им по моему малышу и по попке.
– Поцелуй меня и можешь идти.
С опаской смотрю на него.
– Ну тогда оставайся со мной на ночь, – говорит он и кладет руку на низ моего живота.
Наклоняюсь и, зажмурившись, тыкаюсь ему в губы. Вскакиваю и начинаю одеваться. Натягиваю трусики и штаны…
– Спокойной ночи, Эрих Рудольфович, и хорошей вам поездки, – говорю я, поворачиваясь к нему.
Он, не отрывая глаз смотрит, как я одеваюсь.
– Спасибо, – он ложится на подушку и укрывается одеялом. – Выключи свет и закрой за собой дверь.
– Хорошо, Эрих Рудольфович.
Он уже не смотрит в мою сторону. Хватаю худи, чувствую, что сцапал и его телефон, заворачиваю, беру свой пакет, быстро иду к выходу, ныряю в кроссовки, тушу свет и отодвигая «собачку» замка, открываю дверь. Выхожу, захлопываю за собой, слышу, как защелкнулся
Вытираю рукавом худи заплаканное лицо и спускаюсь на цокольный этаж под лестницу. Там есть тайник, легко вынимается целый кусок штукатурки с обратной стороны ступеней, и также легко вставляется обратно. Отключаю телефон, кладу его в выемку, закрываю так, что ни щелочки не видно, будто одна сплошная стена.
Бегу в комнату, хватаю чистую одежду и в душ.
После отбоя лежу, пялюсь в темноту, жду, когда пройдет с проверкой Андрей Данилович. Слышу его тихие шаги, закрываю глаза. Он входит в комнату, осматривает нас и неторопливо уходит. Значит, прошел час после отбоя. Ещё немного выжидаю, затем сажусь на постели и натягиваю спортивки. Оглядываю парней, похоже, что все спят. Хватаю в руки худи, ныряю в кроссовки и осторожно направляюсь в коридор. Если попадусь, то просто скажу, что приспичило, сил нет терпеть. Это не страшно, даже могут не наказать.
В туалете достаю припрятанный баллончик, заворачиваю в худи. Иду в учительский коридор. Крадусь осторожно, боясь чем-либо себя выдать. Ковер на полу приглушает мои шаги. Дохожу до двери номер двадцать девять, его двери, Эриха, моего мучителя. Останавливаюсь, прислушиваюсь: вроде всё спокойно. Достаю баллончик, встряхиваю, снимаю колпачок, надеваю трубку и завожу другой её конец в щель между дверью и косяком, нажимаю клапан.
Пена пошла. Хорошо пошла, густо. Обвожу всю дверь по периметру, обильно поливаю, не могу сдержать улыбку, как я рад, что всё удалось, немного дергается рука и я попадаю себе на штаны. Матерюсь и подбираю каплю пальцем, вытираю об дверь. Блин, пятно останется на спортивках и палец тоже закосячен.
Ладно, пора сваливать, осторожно выхожу из учительского коридора и бегом припускаю до туалета. Там открываю окно, высовываю руку через решетку, как могу размахиваюсь и закидываю баллончик в кусты. Прямо в середину попал. Вроде его не видно из окна.
Достаю из тайника сигареты и закуриваю. Руки дрожат, да и самого всего ещё потрясывает. Но я кайфую, что всё удалось. Что никуда Эрих сегодня не улетит. Пытаюсь отлепить пену с кожи, но мараю уже несколько пальцев. Да, пофиг, отмою со временем. Закрываю створку и кидаю окурок в унитаз, смываю. Иду под лестницу. Не терпится уже поюзать телефон, давно в руках не держал.
Его смартфон на месте, там, куда я его припрятал. Код я засек, когда он писал мастеру в цех. Буква «Z». Рисую по экрану и провожу разблокировку. Набираю Ксюхин номер, помню его наизусть. Ксюха, это моя девушка из моего города. Ждет меня, когда я вернусь.
Гудки. Гудки, гудки, гудки…
Или спит и не слышит, или принципиально не берет чужой номер. Звонок сбрасывается, набираю ещё. Но опять гудки.
После следующего сброса набираю Марине Витальевне. Это наша преподша из интерната, я с ней кручу роман здесь. Но в конце февраля она уехала на курсы повышения, и я уже соскучился. На всякий случай я запомнил её номер, память у меня хорошая.