Мой ирландский хулиган
Шрифт:
– Пошли, одно место покажу.
Это прозвучало так просто, что я облегченно вздохнула и без колебаний последовала за ним.
Похоже, мы удалялись от туристических мест – тропинка становилась все уже и круче, местами приходилось продираться через колючий кустарник.
– Смотри, – вдруг заметила я. – Эти кусты как маленькие деревья. Может, тут лепреконы живут? Ой, кажется, дождь начинается…
Я подставила руку под капли и раскрыла зонтик.
– Иди сюда, – позвала я, но Максим только отмахнулся – уже, наверное, как истинный
Дорога того стоила – мы вышли к пустой смотровой площадке с несколькими скамейками и деревянным ограждением вдоль обрыва. Ветер рвал волосы, о прибрежные валуны бились волны, оставляя белые хлопья пены, кричали чайки, и мне самой хотелось закричать – от восторга.
Я подошла вплотную к перилам и раскинула руки. Пусть я выгляжу глупо, играя в «Титаник», – мне хотелось хоть на минутку ощутить дыхание полета.
Максим неслышно подошел сзади и громко, перекрикивая шум ветра и волн, спросил:
– Нравится?
– Да, спасибо! – прокричала в ответ я.
Он еще что-то говорил, но я не могла расслышать, оглушенная то ли грохотом воды о камни и свистом ветра, то ли своим счастьем.
– Телефон, говорю, выключи! – громко проговорил он мне в самое ухо.
Меня словно скинуло с облаков на землю. Я вдруг представила, как выглядит наш побег со стороны, и похолодела от ужаса.
– А если нас искать будут? – растерянно пролепетала я, но он уверенно ответил:
– Не будут.
Непонятно, почему он был так в этом уверен, но его уверенность передалась и мне. Я послушно выключила телефон и машинально проследила, как Максим делает то же самое.
– Ну вот, – почти весело проговорил он. – Спрятались. Да не дрожи ты так, – заметил он. – Мама знает, что я тут как у себя дома ориентируюсь. Мы, когда с классом ездили, все здесь с пацанами облазали. Получили, правда, потом по репе… Ладно, пофиг, – оборвал себя он.
Я не узнавала Максима – этот вечно невозмутимый, хмурый парень явно нервничал и всеми силами старался это скрыть. И тут я решилась. То ли мне передалась его безбашенность, то ли северным ветром выдуло из головы все мысли, но я вдруг – неожиданно для себя самой – шагнула к нему, обняла за шею одной рукой и небрежно поцеловала в губы.
Все мои чувства обострились, я наблюдала за происходящим словно со стороны в замедленной съемке: вот его глаза расширяются от удивления, вот пальцы белеют, впиваясь в перила ограждения, а волосы взлетают от очередного порыва ветра…
– Это был ты, – невозмутимо констатировала я, вернее, некая самоуверенная особа, невесть каким образом поселившаяся во мне. – Тогда, в Ньюгрейндже.
– Я, – вынужденно признал он и сам стал отвечать на рвущиеся у меня с языка вопросы: – А как еще к тебе подойти? У тебя на лбу написано: «Не влезай – убьет!» Притом ты вечно не одна, а с этим клоуном…
– Нелюбезно ты о брате, – уколола я.
– У вас что-то было с ним? – напрямик спросил Максим.
– У нас… э-э-э… – запнулась я.
Не рассказывать же все перипетии нашей детской дружбы.
– Понятно, – отвернулся
– Минуточку, – возмутилась я. – Разве я первая начала?
– Конечно! С самого приезда мне глазки строила!
– Ничего я не строила! Это ты заскучал тут, девки у вас, мы видели, страшные… Вот и решил поразвлечься с заезжей дурочкой! То же мне, поцелуй в темноте, как романтично! Так мог поступить только трус! – выпалила я и судорожно вдохнула.
– То есть ты думала, что это мой дорогой брат Женечка? – уточнил он.
– Ничего я не думала! Кроме того, что так поступать подло!
– Хватит шпарить как по учебнику, – поморщился Максим. – Наслушался уже – сыт по горло. И вообще, пошли отсюда – спасибо, поговорили. Я все понял.
– А мои чувства кого-нибудь интересуют? – возмутилась я. – Что ты понял?
– Что ты любишь своего дорогого Женю.
– Не люблю! То есть не знаю… Я не могу, когда на меня так давят…
– Никто на тебя не давит, – устало проговорил он. – Думай сколько влезет.
– Столько не влезет, – сердито уточнила я. – Мы уезжаем скоро.
Он пожал плечами и ничего не ответил. И я поняла, что продолжать разговор бессмысленно – ничего нового друг о друге мы уже не узнаем.
Возвращались мы молча. Своих обнаружили в том же сувенирном магазинчике. Увидев Женьку, я почувствовала себя предательницей, хотя мы ничего друг другу не обещали и вообще были просто друзьями.
Я готова была спрятаться под прилавок, но наше появление никакого ажиотажа не вызвало – нас вяло поприветствовали, а затем вернулись к разглядыванию сувениров.
– А что вы с зонтом? – обратила внимание Оксана.
– Дождь начинался, – пояснила я, убирая в сумку зонтик, который так и таскала в руках.
– Разве это дождь? – усмехнулась она. – Мы тут на такой даже внимания не обращаем.
Я ждала язвительных комментариев Женьки, но он был непривычно молчалив, что говорило красноречивее любых подколок. Слишком сильно он старался казаться невозмутимым, чтобы это оказалось правдой.
Я фыркнула – смешно! Можно подумать, он ко мне неравнодушен. Да если так, у него была масса возможностей проявить свои чувства – не здесь, а там, дома. Или дома у него нет времени на эти глупости, а здесь, в поездке, можно и расслабиться?..
Голова у меня пошла кругом. Нет, не выйдет из меня роковой женщины. Не умею я интриговать и сталкивать парней лбами, оставаясь при этом белой и пушистой, этакой оскорбленной невинностью.
«Не умеешь, – ехидно заметил кто-то внутри меня, – а все-таки рассорила братьев!»
Чепуха! Никого я не ссорила, они и без меня практически не общались, да и какие они братья – седьмая вода на кефире…
В общем, мысли путались, и я поняла – если еще немного подумаю об этом, у меня в голове случится короткое замыкание. И я усилием воли заставила себя на что-нибудь переключиться – вот хотя бы на эту миленькую подвеску для телефона с кудрявой черной овечкой, спину которой украшал зеленый листок клевера – знаменитый ирландский трилистник.