Мой Куратор
Шрифт:
— Это всё равно не повод, — с нажимом проговорила я. — Можно взять кредит, попросить отсрочку?
— Отсрочку у смерти не возьмешь, — едко заметил Максим. — А кредит, чем я буду, по-твоему, выплачивать?
— Я могу устроиться на работу.
— Не смеши. Отыграю еще пару боев и выйду из игры так же, как это сделал и раньше.
— Только пару? — я вцепилась за этот обрывок фразы, как в спасательный круг.
— Да, — твердо ответил Максим, и я ему поверила.
Через пару дней в университете все оживленно обсуждали внешний вид Макса. Я ему говорила, что лучше взять несколько
— Сонька, а что с нашим преподом? Огрела его сковородкой? — хохотали мне в спину мальчики, пока я шла в аудиторию.
— Сонь, что произошло на самом деле? — допытывались Лена и Наташа перед началом лекции.
— Ничего, — нервно отвечала я, осознавая, что эта тема сидит уже в печенках.
И так происходило изо дня в день, ровно до того момента, пока внешний вид Максима не пришел в норму, а потом всё начиналось заново. Мне было трудно справиться с таким пристальным вниманием к нашим отношениям, такое ощущение, будто тебя рассматривают под микроскопом. Из-за этого весь мир вокруг меня начал медленно рушиться. Идиллия, которая казалось, будет длиться вечность, подошла к концу.
Я всё чаще и чаще становилась нервной и сердитой, срывалась на Максе. Он какое-то время пытался урезонить меня, но затем и сам влился в эту опасную «игру». Мы будто перестали слышать друг друга. Начался сессионный период и это совсем не облегчало ситуации.
Максим прошел больше, чем пару боев и я начала ощущать себя обманутой. За своей злостью я банально пыталась скрыть страх, обжигающий, удушающий страх за человека, которым так дорожила и так боялась потерять. Но ирония заключалась в том, что всё шло именно к потере, и я не понимала, как всё это прекратить и вернуться к тому периоду, когда было просто, понятно и приятно. Макс жертвовал собой ради спасения Лизы, и я пыталась это принять. Но смириться с обманом, скандалами, которые стали уже чем-то обыденным — не получалось. Когда всё именно начало рушиться? Я не знала, не понимала, не помнила.
— Это невыносимо! — заявила я, бросив писать ответы для билетов на предстоящий экзамен. — Ты опять туда собираешься?!
— А ты не видишь? — Макс обжег меня таким чужим, таким колючим взглядом, который я в последнее время наблюдаю всё чаще и чаще.
— Вижу, и мне это не нравится!
— Ничего другого предложить не могу, — он продолжил собирать свою спортивную сумку.
— Ты еще не оправился от прошлого боя. Когда он был? Ах да! Позавчера! — я вперила руки в боки.
— Я нормально себя чувствую.
— Издеваешься?! — метнувшись к нему, я подняла край футболки и нарочно ткнула пальцев в огромный багровый синяк, проступивший на правом боку Макса. — А это что?!
— Не имей мне мозги! — он оттолкнул меня от себя и продолжил заниматься своим делом.
— Я боюсь за тебя, а тебе плевать! С Лизой ведь дела обстоят лучше, чем раньше, зачем так надрываться?!
— Так надо, — сухо ответил Макс. — Ты просто должна мне верить.
— Да я уже не знаю, во что мне верить и верить ли вообще! Ты изменился, стал совсем другим! Я тебя не узнаю.
— Сонь,
— Тогда зачем мы вообще съезжались, если каждый должен заниматься своим делом? — мой голос сорвался.
— Не драматизируй. Всё будет нормально, только нужно подождать.
— Я не хочу опять и опять видеть твое побитое лицо, не хочу перебинтовывать сбитые костяшки, понимаешь? Не хочу слушать грязные сплетни, которые ходят по университету.
— Так не делай этого, черт подери! — взрывается Макс и, подхватив сумку, уходит из квартиры, громко хлопнув входной дверью.
Я всю ночь прождала его, забыв про билеты на экзамен, и, конечно же, ни разу не сомкнув глаз. В груди жгла необъяснимая боль, а ощущение стремительно разваливающегося мира вокруг меня, заставляло глаза наполниться слезами.
Всё это было ужасно, но не ужасней того, что ожидало меня впереди. Максим как обычно пришел под утро и как обычно с жуткими последствиями после боя. Если бы он не выглядел таким уставшим и опустошенным, то я бы сама непременно надавала тумаков за выплаканные слезы и вымотанные нервы. Но я была такой же обессиленной, как и Макс.
Он с моей помощью опустился в ванну, заполненную горячей водой. Я осторожно промыла его лицо, руки и ноги. Максим молчал, лишь иногда хмурился, когда было слишком трудно терпеть боль. А я вообще не показывала эмоций, хотя моя боль была не меньшей.
— Ты спала? — вдруг тихо спросил Макс, когда я уже и не надеялась услышать от него хоть слово.
— Нет, — мой голос звучал отчужденно и сухо.
— У тебя сегодня экзамен, — он смотрел на воду, вибрирующую от каждого его движения.
— Разберусь, — буркнула я, хотя на самом деле у меня был полный завал.
— Загляни в мою сумку, — просит, но на меня не поднимает взгляд.
Я подошла к сумке, что лежала на входе в ванную, открыла ее и увидела смятую тетрадку с подцепленной за край обложки ручкой.
— Это? — беру тетрадку и показываю ее Максиму.
— Ага, — он секунду смотрит в мою сторону и опять переводит взгляд на воду.
— И что там? — я вернулась на свое место.
— Посмотри.
Открываю тетрадь и вижу красивый ровный почерк Макса. Несколько мгновений мне не удавалось сфокусироваться на написанном тексте, но потом я начала понимать, что в тетрадке хранятся ответы на все билеты сегодняшнего экзамена.
— Когда ты успел? — ошарашенно спросила я.
— В перерывах между парами, — он улыбается, но улыбка эта вымученная, горькая, болезненная. — Прости меня, — смотреть в эти виноватые глаза слишком трудно и больно. — Я был не прав.
— И ты меня прости, — я отложила тетрадь и крепко обняла Макс, наплевав, что могу намочить вещи.
Он увлек меня за собой в воду. Я взвизгнула, не ожидая, такой резкой смены температуры и влажности.
— Соня, я очень тебя люблю, и я не хочу тебя потерять, не хочу упасть в твоих глазах. Ты только верь, всего лишь верь мне, — Максим говорил быстро, будто боясь не успеть. Его хаотичные поцелуи лишали меня возможности дышать. Я отвечала, целовала так же сумбурно, но со всей любовью и нежностью.