Мой личный враг
Шрифт:
Ну вот, пожалуйста! Он не в силах разобраться в сложных русских делах, его жена не может доверить ему свою страшную тайну. Пресвятая Дева, вот надоело-то! «Достало», так, кажется, говорят по-русски? Он не может позволить себе тратить время на урегулирование конфликтов, не имеющих к нему отношения, но все зашло слишком далеко.
— Я договорился с твоим Иваном, что как только он придет в себя, то сразу со мной свяжется, — мрачно сказал Филипп. — Мы с ним поговорим и завтра же улетим в Париж.
— Что? — переспросила Александра,
На предполагаемый отъезд в Париж она не обратила никакого внимания.
— Затем, что я должен с ним поговорить, — отрезал Филипп. — Мне надоели эти ваши… танцы и игры в шпионов. Я хочу знать, что происходит и что я должен — и могу — делать дальше.
— Уезжай! — выговорила она. — Уезжай. Только не лезь в это дело, прошу тебя.
Внезапно слезы подступили к глазам и хлынули градом. Они скатывались по щекам и противно текли по шее, за воротник. Александра села — слезы мешали ей видеть.
— Уезжай сейчас же! — Она вытирала их кулаком и торопливо бормотала: — Я не хочу… Я не стану ничего объяснять… Я не желаю никакой… помощи, пропади ты пропадом. Машина просто проезжала мимо.
— И та пуля просто пролетала мимо твоего рюкзака, — закончил Филипп. — Все ясно. И те бандиты с ножами просто проходили мимо твоей подруги.
Про нападение на нее саму он не стал говорить. Какой смысл? Она все равно ему не поверит.
Утром он позвонил, чтобы выяснить про вчерашнюю машину. Никто ничего не знал. Значит, машина эта, понял Филипп, вписывается в общую картину с простреленным рюкзаком и изрезанным пальто. А следовательно, с нападением на лестнице это никак не связано.
— Ты знаешь про рюкзак? — удивилась Александра. — Откуда?
— У меня есть глаза, — объявил Филипп. — Неужели ты думаешь, что я не отличу пулевое отверстие от простой дырки?
— Да какое тебе дело до этого? — заорала она и, охнув, схватилась за голову, в которую сразу же толкнулась боль.
— Есть мне до этого дело! — тоже заорал он, яростно сверкая черными угольными глазами. — И самое прямое, потому что я твой муж и люблю тебя!
Александра зажмурилась. Но небеса не разверзлись, и ангелы не затрубили в свои трубы. Он просто сказал, вернее проорал, что любит ее.
Она и не думала, что это прозвучит так обыденно. И оглушающе.
— Ну что это за чудовищное самомнение?! — снова закричал он, должно быть, собравшись с силами. — Почему ты на все бросаешься в одиночку или в компании твоих полоумных девиц?! Почему я ни разу не услышал от тебя никакого внятного объяснения, что происходит в моем доме, черт тебя возьми! — Он так и сказал, точнее — прокричал: «В моем доме».
Вскочив с дивана, Филипп швырнул сигареты, пнул стул. Стул свалился с оглушительным грохотом. Истеричные соседки как будто ждали этого и неистово застучали по батарее. Филипп подскочил к Александре и поднял ее за отвороты пижамы. Она была
Он был в такой ярости, что она перепугалась не на шутку.
— Филипп! — дрожащим голосом окликнула она мужа.
— Что?! Что — Филипп?! — продолжал он бушевать в двух сантиметрах от ее лица. — Ты готовишь себя в резиденты русской разведки?! Зачем ты полезла туда, где ничего не понимаешь? Почему не посоветовалась с кем-нибудь, кто в этом разбирается? Мало тебя пугали? Еще охота? Или рассчитываешь на посмертную награду? — Это было смешно, и Александра осторожно хихикнула. Голова странным образом прошла.
— Убил бы тебя, кретинку, — с отвращением сказал Филипп и отпихнул ее от себя.
В дверь неистово зазвонили. Очевидно, соседки пришли выяснять отношения.
Саданувшись плечом о косяк, Филипп вылетел в коридор, распахнул дверь и заорал так, что Александра прикрыла ладонями уши:
— Что вам нужно?! Какого дьявола вы нас терроризируете?! Нет, это вы послушайте! Если мы вам мешаем — меняйте квартиру! Я спущу вас с лестницы, если еще раз, даже случайно, вы попадетесь мне на глаза! Понятно?! — В ярости он захлопнул дверь в коридор, и шум баталии отдалился.
Он орал там довольно долго, соседка слабо повизгивала. Внезапное превращение интеллигентного и сдержанного человека в квартирного склочника было для нее полной неожиданностью. К войне она не была готова — все в подъезде ее боялись — и потому сдалась довольно быстро. Дверь бабахнула, закрываясь, и стало тихо.
Филипп стремительно прошел в кухню, попил там воды из бутылки, зачем-то переставил чайник со стола на подоконник, вернулся к Александре и обнял ее так, что у нее хрустнули ребра.
— Ты меня достала, честное слово, — сказал он.
От него пахло одеколоном и табаком, он был сильный, теплый и очень любимый.
— Что это ты так разошелся? — спросила Александра, пристроив подбородок ему на плечо.
— Потому что ты — идиотка, — сообщил он. — Когда приедет твой Иван…
— Не мой, — быстро перебила Александра.
— Хорошо, — согласился он. — Когда приедет не твой Иван, я хотел бы поговорить с ним наедине. Я могу это сделать?
— Что ты задумал, Филипп? — с тревогой спросила Александра и отстранилась.
— Давай не будем начинать все сначала! — прикрикнул он на нее. — Твоя голова уже не отваливается? Тогда пойди и прими ванну, а я приготовлю поесть.
При слове «поесть» на ее лице отразилось такое глубокое отвращение, что он засмеялся.
— Иди-иди! — подтолкнул ее Филипп, выпроваживая из комнаты. — Тебе есть совершенно не обязательно.
Наверху стукнула дверь, и он с деловым видом стал спускаться по лестнице, как будто возвращался из гостей. Ждать ему надоело.
Он давно уже все спланировал и выбрал место, где никто ничего не увидит и не услышит.