Мой личный враг
Шрифт:
— В кого стреляли? — внезапно очнувшись, спросила Александра своего мужа. — В Ивана?
Он покачал головой. Точно он не знал, и у него не было времени выяснять это.
По логике — нет, не в Ивана. Убийца явно был не случайный стрелок, и рабочее место он себе подготовил давно и удобно. Со второго этажа дома напротив двор хорошо просматривался, и путь к отступлению был наилучший — через давно заколоченное парадное прямо на людную улицу. Проход в парадное был расчищен, дверь открывалась легко и бесшумно.
Он
Ничего этого Филипп не стал рассказывать Александре. Он был зол и озабочен только тем, что ее нужно увезти в Париж. Конечно, желательно целую и невредимую.
Она тряслась как осиновый лист уже несколько часов подряд. Филипп не мог заниматься ее утешением. Он думал только о завтрашнем отъезде и о том, что ей еще предстоит узнать в Париже и как она к этому отнесется.
Могло быть все, что угодно.
— Машина приедет к пяти часам, — сообщил он Александре после очередного разговора. Она по-прежнему сидела в углу дивана, накрытая пледом и еще одеялом сверху.
— Какая машина? — спросила она, открывая глаза.
— Чтобы отвезти нас в Шереметьево, — терпеливо сказал Филипп. — Завтра. В пять.
— А твоя? — спросила Александра.
— Что моя? — не понял Филипп.
— Ну, твоя машина…
Его «девятка» стояла на тротуаре за домом. Филипп предполагал, что она там и останется.
— Мы прилетим, и она нам еще понадобится, — соврал он с ходу. — Я перегнал ее в гараж. Ты хочешь поесть?
Она покачала головой.
— Что с тобой, Алекс? — спросил он, решив быть внимательным и нежным, хотя это у него никогда не получалось. — Ты заболела?
Она опять покачала головой.
— Тебе пора бы привыкнуть к тому, что вокруг тебя все время стрельба и поножовщина, — сказал Филипп, рассматривая ее лицо. — Сегодня был просто еще один эпизод гражданской войны. Забудь о нем.
— Я не забуду о нем никогда, — сказала Александра тихо. — Тебе хорошо говорить, ты не уезжаешь неизвестно зачем в чужую страну и не бросаешь в опасности близких тебе людей.
— Все обойдется, — сказал Филипп, стараясь быть как можно более убедительным. — Поверь мне. Через пару месяцев ты не будешь никому нужна, потому что дело Глебова полностью и окончательно сдадут в архив. Павлик сказал, что он вот-вот получит какой-то министерский портфель. Даже если не получит, все равно время работает на тебя. Поживи со мной в Париже, отдохни и реши, чего ты на самом деле хочешь. Если захочешь вернуться в Москву — я отпущу тебя. Слышишь?
Она пошевелилась под кучей теплых одеял, но, ничего не сказала.
— Иван не нуждается в твоей защите. Мы же тогда вам все рассказали. Он справится без тебя, Алекс!
— Я очень боюсь, —
— О, боже, боже… — пробормотал Филипп. — Я женился на забавной, красивой и славной девушке. И что вышло?
— Что? — спросила Александра.
— В меня стреляют, и я стреляю в ответ. Объясняюсь с милицией. Ищу… как это называется… заказчиков. Прошу государственного деятеля вмешаться в какие-то полукриминальные дела, и он вмешивается… Я плохо кончу. Слышишь, Алекс?
Сбросив одеяло, Александра обняла его за шею.
— Я боюсь, — повторила она. — Лучше бы меня убили тогда, на лестнице.
— Не болтай, — сказал Филипп холодно. — И, если тебе это важно, я могу сказать, что убивать тебя на лестнице никто не собирался.
— Как не собирался? — несколько даже обиделась Александра. — А мои боевые ранения? А больница?
Филипп молчал, и Александра заволновалась.
— Нет, ты уж договаривай! — Она всмотрелась в его лицо. — Я что-то не понимаю. Если не хотели убить, тогда зачем?
— Пугали, — сказал Филипп неохотно.
— Меня? — поразилась Александра.
— Меня, — отрезал Филипп и поднялся. — Нужно дожить до завтра, Алекс. И тогда все будет хорошо. Ты задашь мне все свои вопросы, и я на них отвечу. А пока давай полежим немного…
Они и вправду лежали, не засыпая и не читая, и думали каждый о своем.
Александре хотелось подумать о бабе Клаве, от которой она уезжала так далеко и так надолго, но у нее не получалось. Баба Клава все время отступала куда-то в тень, словно специально освобождая место для других мыслей и чувств.
Вот-вот замкнется один круг. И начнется какой-то другой, о котором Александра еще ничего не знает. Что там будет, в этом втором круге? Будут ли в нем ее девочки, и Филипп, и Иван Вешнепольский? И каково ей самой будет в чужой стране с чужим языком, привычками, обычаями? Ведь, наверное, там у Филиппа Бовэ есть родственники и друзья, как-то они к ней отнесутся? И вдруг ей снова придется страдать из за собственного несовершенства?
А может, еще их убьют по дороге в Шереметьево, и не нужно будет никому ничего доказывать…
Почему-то она шла по дорожке к своему деревенскому дому, но не со стороны электрички, а со стороны леса, и она боялась этого леса и хотела побыстрее дойти.
Александра так и не продала этот дом после бабушкиной смерти, хотя ездить ей было совсем некогда. Катерина Максимовна, соседка, приглядывала за ним и раз в год писала Александре письма, в которых уведомляла, что все в порядке, дом стоит — и еще сто лет простоит! — имущество в сохранности.
Бабушку она увидела в огороде. Заслонившись от солнца ладонью, она смотрела на приближавшуюся Александру.