Мой любимый дикарь
Шрифт:
— Да, — ответила она и снова взглянула в зеркало. — Нет! Ливи, зайди, пожалуйста, на минутку.
Оливия распахнула дверь и впорхнула в комнату. За ней вошла Мэри, их единственная горничная.
— По-моему, именно ты говорила, что сегодня мы не должны опоздать, — начала Оливия. — Даже не думай отказаться!
— Я и не собираюсь отказываться. Я только хотела узнать твое мнение…
— О чем?
Филиппа снова подняла взгляд на свое отражение в бледно-голубом платье.
— О моем платье. Я не уверена, но… по-моему… оно слишком вызывающее.
Последовало молчание.
— Произошло чудо! — воскликнула она и рассмеялась.
— Ничего такого не произошло, — уточнила Филиппа. — Я просто должна знать, что ты думаешь обо мне в этом платье.
— Ты прелестна. Платье ужасно. Цвет тебе совершенно не идет, вырез слишком высокий и…
— Что ты имеешь в виду? Я ходила в этом платье весь прошлый месяц, и ты ни разу…
— Ну и что? Ты бы все равно меня не услышала. Мэри, немедленно приготовь для Флип платье — персиковое с зеленым, знаешь, то, что с кружевными рукавами. И мое ожерелье из искусственных изумрудов.
Служанка сделала реверанс.
— Сию минуту, миледи. О Господи.
— Неужели я выгляжу так ужасно? — спросила Филиппа, сделав попытку взглянуть на себя критически.
— Нет, ты не выглядишь ужасно. — Оливия обошла вокруг сестры и задумчиво прищурилась. — Но ты можешь выглядеть намного лучше. Не знаю, насколько это важно на вечере у Милли, но я, когда выгляжу хорошо, всегда чувствую себя более уверенной.
Появилась Мэри с платьем и украшениями, и Филиппа оказалась в весьма непривычном для себя положении. Ее не просто одевали — ее украшали. Простой узел, в который Мэри обычно сворачивала ее волосы, превратился в хитросплетение изящных струящихся локонов. Бледно-голубое платье исчезло — Филиппа подозревала, что больше никогда его не увидит. Его сменило роскошное шелковое платье персикового цвета с зеленой отделкой — с очень низким, а, по мнению Филиппы, и вовсе рискованным, вырезом. Ее шею обвивало ожерелье с зелеными — в тон отделке — камнями.
— О, Флип, — воскликнула Оливия, прижав руки к щекам. — Ты моя Мона Лиза.
— У Моны Лизы не было бровей, — сообщила Филиппа, внимательно вглядываясь в зеркало. К ее великому облегчению, она осталась вполне узнаваемой, на ней не было слоя пудры и лишней краски. Она даже почувствовала себя какой-то… собранной заново, что ли, и привлекательной. Недостатки были умело скрыты.
— Ты понимаешь, что я имею в виду. А теперь поехали. Никто не поверит своим глазам.
Нахмурившись, Филиппа поспешила за сестрой.
— Только не вздумай всем рассказывать, что это ты меня преобразила и все такое.
— Не буду. — Оливия взяла сестру под руку, и они вместе вышли на улицу. — Но ты выглядишь изумительно. Даже жаль, что сегодня нет танцев.
Лукавая улыбка тронула губы Филиппы.
— Пусть мною восхищаются, пока я буду просто сидеть на стуле, — такое положение меня тоже устраивает.
— Кстати, о восхищении. Ты не знаешь, сэр Беннет будет у Милли?
Сердце Филиппы забилось гулко и часто.
— На музыкальном вечере? Сомневаюсь.
— Хорошо. Это даст другим присутствующим джентльменам шанс как следует тебя рассмотреть.
Такое Филиппе и в голову
Да, ей хотелось бы его сегодня увидеть. Этот человек горячил ее кровь, в его присутствии у нее кружилась голова — ни к тому, ни к другому она не привыкла. Ведь она с рождения была практичной, всегда твердо стояла обеими ногами на земле. Но он ее лишал покоя. И если бы она хотя бы на секунду могла поверить, что является для знаменитого на весь мир путешественника чем-то большим, чем случайное увлечение… скорее всего она бы пришла в ужас.
Филиппа знала, что не следует обольщаться. Она должна принять его внимание, насладиться им, пока можно, и использовать возможность научить его всему, чему взялась обучить — глупым правилам благопристойности, приличий и светских условностей. До сих пор она всегда была прямой и резковатой, поскольку никто не обращал на нее внимания.
— Если ты будешь все время хмуриться, на лице останутся морщины.
— Я не хмурюсь, — ответила Филиппа, — а думаю. Экипаж остановился.
— Подумаешь позже. А сейчас ты должна улыбаться и очаровывать.
В музыкальном салоне дома ее тети и дяди рядами стояли стулья, и, судя по всему, народу было достаточно, чтобы занять их все.
Филиппа подошла к кузине и чмокнула в щеку.
— Посмотри, как много народу! — воскликнула она. Миниатюрная брюнетка понимающе улыбнулась.
— Думаю, это благодаря чудесным десертам, которые у нас подают, — шепнула она. — Знаешь, а близнецы Роббинс собираются исполнить дуэт.
— Я пришла, чтобы увидеть тебя.
— Я немного нервничаю, — призналась Милли, кивнув подошедшей Оливии. — Ты даже не представляешь, кто принял приглашение на мой вечер. Конечно, между нами ничего быть не может. Кто он и кто я. Но все равно я волнуюсь.
Филиппа нахмурилась, но, вспомнив о предостережении Оливии, постаралась разгладить лоб.
— Кто придет?
— О! — взгляд кузины устремился мимо нее к двери. — Это он!
Филиппа и Оливия обернулись одновременно. Сердце Филиппы на секунду остановилось, потом снова забилось, но уже намного чаще. В салон вошел Джон Клэнси, но не на него были обращены все взгляды. Филиппа тоже смотрела не на него. Беннет в прекрасно сшитом черном сюртуке, серо-белом жилете и темно-коричневых панталонах был так хорош, что… его хотелось съесть. Подняв глаза на его лицо, Филиппа убедилась, что он смотрит прямо на нее.
Он направился к ней. Филиппе казалось, что она стоит босыми ногами на ковре, насыщенном электричеством.
— Здравствуй, Ливи, — послышался голос Джона. — Флип, ты сегодня прекрасно выглядишь.
— Спасибо, Джон, — ответила она, но так и не смогла отвести взгляд от Беннета. Да и не хотела.
Что же с ней случилось? Она не могла припомнить, когда в последний раз теряла дар речи. Ей с огромным трудом удалось побороть желание схватить его за лацканы сюртука, притянуть к себе и поцеловать.