Мой любимый директор
Шрифт:
Может, если бы ей приходилось зарабатывать на жизнь своим трудом, не осталось бы времени на всю эту жуть.
Как по мне, если твоя дочь-первокурсница творит такое, ты не поощряешь ее покупкой квартиры и машины, а уделяешь максимум внимания. Тут впору бить во все колокола, следить за ней, в конце концов, обеспечить ей правильное лечение. Очевидно же, что это ненормально.
Но, видно, Логинов посчитал, что лучший способ помочь – откупиться.
– Ее нужно лечить, - говорю строже. – Найдите хорошую клинику, примите меры. Либо вы этим займетесь,
– Я тебя услышал, Орлов, - кивает Дмитрий Васильевич. – Ты больше не увидишь Марию, даю слово.
Он на некоторое время будто выпадает из реальности, что-то бормочет себе под нос.
Потом будто приходит в себя:
– Спасибо, что ты не пошел с этим в полицию.
Киваю, принимая его скупую благодарность.
Говорю со вздохом:
– Вы в свое время очень мне помогли, без вашей помощи я бы еще долго не мог открыть свой клуб. Только поэтому я пошел к вам, а не куда-то еще. Но на этом все. Если Мария еще хоть раз как-то попытается напакостить мне и моей семье, я приму жесткие меры.
Дмитрий Васильевич кивает, потом хмурится и говорит:
– Мария уедет, ты больше о ней не услышишь. И, кстати, о клубе, я в любом случае планировал продавать свою часть.
– Помню, три шкуры, все дела, - невесело усмехаюсь.
– Я не буду задирать цену, - вдруг говорит Дмитрий Васильевич.
– Но ниже рыночной ты помещение тоже не получишь. Все будет по справедливости. Готовь деньги, Орлов, или квадратные метры уйдут к другому владельцу.
Я киваю. Не хочу больше иметь дел с этой семьей.
– Деньги будут, - обещаю ему.
Есть у меня пара наметок…
Глава 48. Я – нормальная
Мария
Я лежу на кровати, обложенная едой.
Справа большой пакет с чипсами, слева коробка с круассанами, на коленях поднос с тарелками, где лежат сласти. Меренговый рулет, лимонный торт, красный бархат…
У меня сегодня по графику читмил.
Кроме того, девушка ведь имеет право себя побаловать.
Особенно после такого фееричного провала…
Как, ну вот как я умудрилась вчера не проверить запись с камеры из подъезда Звонаревой? Я понятия не имела, что Слава уже у нее, когда продолжала писать ему от имени Катерины. Все потому, что расслабилась, потеряла бдительность, ведь дела шли отлично.
Каково же было мое удивление, когда на очередное мое сообщение от имени Звонаревой Слава ответил: «Мария, хватит».
Он даже не спросил «Мария, это ты?» Он констатировал факт. Откуда узнал? Ну вот откуда?!
Вспоминаю это и ныряю рукой в пачку с чипсами, хватаю несколько и засовываю в рот, с чувством жую, запиваю колой. Тут же пихаю в себя кусок торта.
Все это вместе должно подарить мне хоть секундную радость. Но не дарит!
– Суки… - вою в пустой спальне.
Я одна в прямом и переносном смысле. Несмотря на обилие любовников у меня нет
А телефон все звонит и звонит. Это отец… За последний час он набрал меня раз тридцать. Игнорирую его звонки. Я бы вообще с превеликим удовольствием его заблокировала. Но тогда он точно взбесится и прощай моя карта.
«Мария, ответь!» - пишет мне отец.
А я молчу. Потому что знаю, что мое молчание его добивает.
Так и тянет сделать ему какую-нибудь гадость, пустить побольше крови.
Ненавижу его…
Всеми фибрами души ненавижу!
С того самого дня, как умерла мама.
Ведь по факту тогда я прекратила для него существовать.
Мне было всего четырнадцать, когда это случилось. Моей милой, наивной мамы, которая считала меня ангелом, просто не стало. Она истаяла из-за треклятого рака. А отца даже не было рядом, когда это случилось.
Он был слишком занят, чтобы сидеть у постели умирающей жены.
Он был слишком занят, чтобы воспитывать свою дочку.
Он был слишком зациклен на своей работе…
Деньги, деньги, деньги – это все, что его волновало, и это все, что он мог предложить.
В то время я была еще наивной девчонкой, которой отчаянно хотелось любви, утешения. И я нашла ее в семье моих тети с дядей. Бездетные, они всегда мне благоволили. Я частенько бывала у них в гостях.
И вот однажды я пришла как всегда без звонка, а тети дома не было. Зато был дядя. Он пригласил меня поужинать, долго разглагольствовал на тему того, как ему жаль, что моя мама заболела такой страшной болезнью, как он без нее скучал. И как сильно я напоминаю ему ее…
Я плакала, как дурочка. Приняла все за чистую монету, позволила себя обнять.
Но я была совсем не готова к тому, что произошло после.
Дядя положил руку мне на колено и начал приставать. В первую пару секунд я настолько ошалела, что даже ничего не сказала. Но очень быстро пришла в себя. Двинула ему в причинное место и убежала.
В тот же вечер я позвонила тете и все ей рассказала.
Вот только она мне не поверила.
Тетя приехала в гости той же ночью и битый час уговаривала меня поверить, что дядя совсем ничего плохого не имел в виду. Он же просто хотел успокоить плачущую меня, обнял, а рука попросту соскочила. И вообще, какие у меня доказательства того, что он приставал? Никаких? Ну значит не было ничего, я все не так поняла. Я просто маленькая девочка, которой показалось.
Мне было так противно, что хотелось сдохнуть.
«Отец ни за что тебе не поверит, - давила на больное тетя. – Ты хочешь его разочаровать? Тебе мало того, что он перенес из-за твоего вранья по поводу школы? Помнишь, сколько небылиц ты ему наплела про оценки, про то, как тебя обижали одноклассники? Вправду думаешь, что он встанет на твою сторону после всего? Ты посмотри на то, как одеваешься, у тебя все юбки длиной как пояс…»
В тот момент я почувствовала себя такой беззащитной, что хотелось выть.