Мой милый шпион
Шрифт:
– Ты кого-нибудь убила для него?
Джесс внезапно улыбнулась:
– Он просто дразнил тебя. Он взял на себя смерть Лампи. Сочинил какую-то историю и воткнул нож в стол, как обычно делал. Принял смерть Лампи как подношение. Он никогда не заставлял меня делать подобные вещи. Знал, что я слишком мягкотелая. Частенько ругал меня за это.
Джесс сняла с юбки кусочек апельсиновой кожуры и бросила в воду.
– На тот шиллинг, что он дал мне, я купила колбасы. Слишком уж хотелось есть.
Себастьяну ужасно хотелось
– Все у меня наладилось с Лазарусом, когда я перестала ему сопротивляться, – продолжала Джесс. – То место за спиной Лазаруса, где сидел мальчик, было моим. Я стала Рукой. Ах, ты не понимаешь… Это все равно что быть визирем или вроде того. Я могла куда угодно пойти. Делать все, что хотела, представляешь?
Себастьян молча кивнул. Он сейчас словно видел малышку Джесс, сидящую у стены позади Лазаруса, позади этого кровавого монстра.
– Сначала мне было очень трудно, но я понемногу привыкала.
– Нетрудно догадаться, – проворчал Себастьян.
Она взглянула на него и вдруг снова улыбнулась:
– Все было не так, как ты думаешь. Я была на особом счету. Он лишь смеялся надо мной, когда я ему дерзила. Он делал для меня почти все, о чем бы я ни попросила. Когда я упала с крыши, он велел искать меня, пока не нашли. И тогда сам пришел за мной и вытащил меня. Заставил их похитить одного известного доктора, чтобы вправил мне руку. Сидел со мной всю ночь напролет, разговаривал со мной, стараясь успокоить.
Но этот человек заставлял ее лазить по крышам. «Разорвать бы его на куски», – думал Кеннет.
– Я пробыла у него три года. Ради него пошла бы на смерть.
Просто чудо, что она осталась в живых.
Джесс расправила на коленях платье, потом вдруг сказала:
– Знаешь, хочу попросить тебя об одолжении. Позволь отдать тебе шиллинг, который ты заплатил за меня Лазарусу. Я хочу… выкупить себя. Хотя понимаю, что это звучит глупо.
Себастьян уставился на нее в изумлении.
– Это всего лишь передача шиллинга из одних рук в другие. Можешь считать это суеверием, – добавила Джесс.
Капитан молчал, и она заглянула ему в глаза, пытаясь понять, о чем он думает.
– Ты полагаешь, что принадлежишь мне из-за этого шиллинга? – Кеннет наклонился и провел пальцем по ее шее, потом коснулся груди. Она сделала движение, чтобы отстранить его руку, но он сказал: – Раз уж ты моя, то я могу это делать.
Джесс со вздохом проговорила:
– Себастьян, мы же на улице. Черт подери…
– Если ты – моя собственность, то не должна сопротивляться. Вспомни о годах, проведенных на Востоке. На Востоке продается много женщин. – Его рука приближалась к ее соску, который тут же отвердел. Не прикасаясь к нему, Себастьян покружил вокруг кончиками пальцев. Она была прелестна. – Но там обычно они стоят дороже шиллинга, – добавил он с улыбкой.
Джесс отстранила его руку:
– Прекрати, слышишь?
Он пожал плечами:
– Но никто не смотрит.
Ему плевать, видят их или нет. В ногах этого каменного льва она была как в клетке. Так что и отступать было некуда, если только лев не встанет и не уйдет прочь.
– Себастьян, это не Париж. Здесь никто не занимается этим открыто. Кроме голубей.
И тут она вдруг схватила его за руку и снова прижала его ладонь к своей груди.
Себастьян понял, что настал момент ее поцеловать. Да, именно это он сейчас должен был сделать. Джесс еще крепче прижала его ладонь к своей груди, и губы ее чуть приоткрылись.
Минуту спустя она облизнула губы, чуть припухшие от поцелуя, и с усмешкой пробормотала:
– Все это наверняка будет в докладе, который через час ляжет на стол Эйдриана.
Себастьян рассмеялся:
– Что ж, он прочитает его с большим интересом, чем обычно. Ты позволяешь мне это, Джесс, потому что я купил тебя за шиллинг? Поэтому?
Она провела ладонью по его щеке и, покачав головой, прошептала:
– Нет, не поэтому. Забудь об этом проклятом шиллинге.
Себастьян ликовал в душе. «Да, моя, – говорил он себе. – Не купленная и не взятая силой. Моя – с самого начала. Моя – еще до того, как встретил ее».
Он снова поцеловал ее, на сей раз поцелуй был долгим и страстным. Вероятно, она еще не осознавала, что принадлежала ему. Что ж, ей еще многое предстояло понять, многому предстояло научиться, однако не оставалось ни малейших сомнений в том, что она принадлежит ему.
Внезапно послышался чей-то смех, свидетельство того, что Лондон – это действительно не Париж. Неподалеку от них проходили люди; они таращились на обнимающуюся парочку и хихикали.
Джесс осмотрелась и сказала себе: «И черт с ними. От его поцелуев мне все лучше и лучше…»
А потом, оторвавшись наконец друг от друга, они сидели, тяжело дыша, и смотрели друг другу в глаза. Она провела кончиками пальцев по его губам и с улыбкой прошептала:
– И все-таки здесь не самое подходящее для этого место, Себастьян.
Он видел по ее глазам, что она позволила себе в него влюбиться. Пока – на три четверти, но быстро шла ко дну. И он спрашивал себя: знала ли она об этом? Как бы то ни было, она уже не могла остановиться. Сам же он давно понял, что не сможет без нее.
– А по-моему, очень неплохое место. – Он положил ладонь ей на бедро. Для своих платьев она выбирала мягкие ткани, удивительно приятные на ощупь. – Да-да, хорошее место. С красивым видом.
Она улыбнулась:
– Да, пожалуй. Мне нравится.
Не родился еще мужчина, заслуживающий того, что Себастьян увидел в ее глазах. И меньше всего – он сам. Неужели все это – ему?
Он взял ее лицо в ладони и снова ее поцеловал. Потом заглянул ей в глаза и тихо прошептал:
– Кому ты принадлежишь, Джесс?