Мой милый звездочет
Шрифт:
— Но это вряд ли будет легко, — печально отвечала Вэла. — И хотя мне не очень хочется это признавать, но я не смогла бы сбежать от него без помощи мужчины.
— Ну, иногда и мы бываем на что-то годны, — улыбаясь, отвечал герцог.
— Конечно! Я ведь этого и не отрицаю! Я всего лишь говорю, что не собираюсь выходить за вас замуж!
Герцог невольно подумал о том, что первый раз за свою жизнь слышит от женщины подобные слова.
Он не мог припомнить ни одного случая с тех пор, как приехал из Итона, когда
При мысли об этом перед его внутренним взором промелькнула целая галерея прелестных, красивых и просто хорошеньких лиц.
Блондинки, брюнетки, шатенки и русые — в одном они все были похожи. Все они смотрели на него с надеждой, томно прикрывая глаза — голубые, карие, серые, зеленые. И во всех этих глазах он безошибочно угадывал то, что объединяло всех этих женщин.
«Алчность», — с горечью подумал герцог.
Да, самая обыкновенная алчность. Все они мечтали о титуле и богатстве. И хотя он заставлял многих женщин мечтать о нем как о любовнике, как правило, это были либо замужние женщины, либо те, кто не мог рассчитывать на титул герцогини Брокенхерст.
В то же время его никогда не оставляла мысль, что ни одна из них не стала бы рисковать своей репутацией, не будь он так богат и знатен. Для любой светской дамы тот факт, что герцог Брокенхерст был без ума от нее, пусть и не слишком долго, прибавляло ей известности в обществе.
Выражение горечи на лице молодого человека было настолько откровенным, что Вэла воскликнула с искренним раскаянием:
— О, простите меня! Как это грубо с моей стороны — говорить такие вещи!
— Что ж, по крайней мере, честно и откровенно, — сказал герцог, пытаясь отвлечься от своих невеселых мыслей.
— Я стараюсь всегда быть честной и откровенной, — горячо сказала Вэла. — Но вы были так добры ко мне, и поэтому я не хочу, чтобы вы подумали, будто я не могу оценить вас по достоинству как мужчину.
— Что вы хотите этим сказать? — удивился герцог.
Вэла немного склонила голову и внимательно, оценивающе посмотрела на него.
— Вы очень красивы, — сказала она. — Впрочем, это, я уверена, вы знаете и без меня. Вы очень сильный и наверняка умеете быстро принимать решения и так же быстро действовать в критической ситуации.
— Готов согласиться со всеми вашими суждениями, — улыбнулся герцог.
— И еще я думаю, что глубоко внутри вас есть что-то, что вам бы хотелось забыть или попытаться сделать вид, что этого нет.
— Что вы имеете в виду? — удивился он, чувствуя себя все более неуютно под ее проницательным взглядом.
— Ну, это трудно выразить словами, — отвечала она. — Я просто чувствую, что вы словно скользите по поверхности жизни, в то время как внутри у вас скрыты огромные возможности, которые являются важной частью вашего «я»,
Герцог помолчал некоторое время, затем сказал задумчиво:
— И все же я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.
Вэла вздохнула.
— Мне хочется думать, что я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Но вы очень сложный человек. И сейчас, как мне кажется, я пытаюсь сказать, что когда-то у вас были вера, стремления, амбиции, возможно, даже идеалы, но с годами вы отбросили их, забыли или просто загнали глубоко внутрь и делаете вид для самого себя, что их никогда не было.
Герцог в полном изумлении смотрел на девушку. Он прекрасно понял, что именно хотела сказать Вэла, хотя и не желал в этом сознаться даже самому себе.
Когда он учился в Итоне и позже, во время войны, и он, и его близкие друзья, особенно Фредди, были полны идеями и амбициозными стремлениями переделать мир или хотя бы сделать его немного лучше, справедливее.
Они думали, что эта война, закончившись, унесет с собой предрассудки и несправедливость, которой было слишком много в мире, где они жили, и которая болью отзывалась в сердцах тех, кто верил в свободу.
Именно за эти идеалы воевали он и его друзья против Франции. Они убеждали себя, что вместе с миром в Англии наступит новая эра процветания и благоденствия для всех людей, а не только для представителей высших сословий.
И сейчас Брокенхерст понимал, что после того, как он оставил армию, он не сделал ничего, кроме разве нескольких пламенных речей в палате лордов, чтобы воплотить в жизнь свои идеи. Сам того не замечая, он был затянут водоворотом развлечений, балов и приемов. Легкий флирт заменил искренние чувства, а самым сильным переживанием стал азарт на скачках или за карточным столом.
И оттого, что он был смущен и встревожен не только ее словами, но в большей степени своими собственными чувствами, герцог резко встал, с шумом отодвинув стул.
— Я уверен, что без труда смог бы найти множество аргументов, чтобы доказать несостоятельность вашего исследования моего внутреннего мира, но давайте все-таки отложим это до завтра. Так как нам предстоит уехать на рассвете, чем раньше мы ляжем спать, тем будет лучше.
Почувствовав, что она расстроила своего собеседника, Вэла смутилась и поспешно поднялась.
— Вы правы, — сказала она тихо. — И позвольте поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали и делаете. Я просто не знаю… как теперь обязана вам…
— Давайте отложим этот разговор до того времени, когда благополучно доберемся до Йорка, — предложил он, улыбаясь.
И тут же герцог увидел, как в ответ на его улыбку исчезла тревога в ее глазах. Вэла тоже улыбнулась, и ему вновь представилась возможность полюбоваться на ее прелестные ямочки, что так его пленили в прошлый раз.