Мой муж Одиссей Лаэртид, Ивик Олег

Мой муж Одиссей Лаэртид

на обложку

Ивик Олег

Шрифт:

Меня немного расстроило, что Одиссей участвовал в поездке на остров Скирос, чтобы привлечь в войско ахейцев юного Ахиллеса. Мальчику не исполнилось еще и пятнадцати лет, к тому же было предсказано, что если он примет участие в походе на Трою, то обязательно погибнет, хотя перед этим и покроет себя великой славой. Естественно, что родители Ахиллеса пытались не пустить его на войну, благо он не приносил клятвы женихов — его тогда еще не было на свете. Мать Ахиллеса, богиня Фетида, поселила сына на Скиросе, у царя Ликомеда — тот имел множество дочерей, и мальчика скрыли среди них, переодев в женское платье.

Посланцы Агамемнона не имели доступа в женские покои и не могли даже поговорить с Ахиллесом.

Выход придумал Одиссей: вместе с Диомедом[19] они переоделись купцами и привезли во дворец Ликомеда множество тканей, украшений и безделушек, до которых так охочи девушки. Дочери царя стали рассматривать товары, среди которых как бы случайно оказался богато изукрашенный меч. В это время оставшиеся во дворе спутники Одиссея подняли шум: ударяли клинками о щиты, издавали боевые кличи. Девушки решили, что на дворец напали пираты, и в испуге разбежались, лишь одна из них схватила меч и бросилась наружу, чтобы принять участие в битве. Так Одиссей смог опознать Ахиллеса и привлечь его к участию в войне.

Юноша немедленно отплыл с Одиссеем и Диомедом в родную Фтию и, несмотря на протесты отца, царя Пелея, выступил в Авлиду во главе флотилии из пятидесяти кораблей. Это, конечно, усилило армию Агамемнона, да и само появление в ее рядах Ахиллеса, сына богини, о котором было предсказано, что он станет величайшим воином, не могло не вдохновлять ахейцев. Тем более что прорицатель Калхас объявил: без Ахиллеса они не одержат победы. И все-таки мне жалко было юношу, который пошел на войну, зная, что он обречен погибнуть и никогда больше не вернуться на родину. Еще большую жалость вызывает несчастная мать. Конечно, богиня, родившая от смертного мужа, обречена на то, чтобы пережить своего ребенка. Но одно дело знать, что он прожил долгую и счастливую жизнь, и совсем другое — провожать его, совсем еще мальчика, на войну, с которой ему не суждено вернуться.

Кстати, позднее, уже совсем недавно, на десятом году войны, я узнала, что предсказание сбылось — Ахиллес погиб от стрелы Париса. Фетида очень тяжело переживала его смерть, а вместе с ней оплакивали племянника ее многочисленные сестры, дочери морского бога Нерея. Говорят, из глубины моря у берегов Троады слышались страшные стоны и крики.

Мне кажется, Одиссею не следовало ввязываться в эту историю. Впрочем, у мужчин своя логика: они думают только о победе, и им мало дела до женских слез. И я не могу осуждать своего мужа за то, что он лишь блестяще выполнил поручение, которое оказалось не по силам другим посланцам Агамемнона.

Другая весть из Авлиды тоже меня очень расстроила: прорицатель Калхас сообщил, что Троя падет на десятом году осады. Конечно, Одиссей предупреждал, что война продлится долго, но мысль о таком безумном сроке не приходила мне в голову. Десять лет спать одной! Долгие десять лет не чувствовать его тепла рядом с собой на ложе... Забыть его улыбку, его запах... Нет, я никогда не забуду их, хотя бы он отсутствовал не десять, а двадцать лет. Но он — будет ли он так же помнить меня все эти годы? Я стану совсем старухой, когда он вернется, — мне будет двадцать девять лет! А Телемах? Ведь это значит, что он вырастет без отца. Кто будет учить его всему тому, что должен знать и уметь мужчина? На Лаэрта надежды мало — он ни о чем не думает, кроме своих яблонь и виноградников.

Да будут прокляты все прорицатели на свете! Лучше бы я не знала об этом заранее — тогда каждый день был бы наполнен надеждой на нашу скорую встречу. Я бы каждый рассвет встречала с радостью, мечтая, что он знаменует собой день

возвращения Одиссея. Теперь же каждый раз, когда Эос окрасит небо своими пурпурными пальцами, я буду знать, что меня ждет еще один день одиночества.

Я не могу не верить Калхасу — ему верят все ахейские вожди. Кроме того, боги послали совершенно недвусмысленное знамение, которое видело множество народу и которое смог бы истолковать даже ребенок. Когда в Авлиде совершали какое-то очередное жертвоприношение, из-под алтаря выползла огромная змея, поднялась по платану и напала на воробьиное гнездо. Она сожрала восемь птенцов и их мать, а потом окаменела. Ясно, что девять погибших птиц — это девять страшных лет, когда ахейцы будут бесплодно стоять под стенами Трои. На десятом году война закончится. Калхас уверяет, что она завершится нашей победой, но из чего он это вывел — я не поняла.