Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
— В общем, спасибо, что зашли, Ваше Сиятельство. — Невидимая сила подтолкнула меня к двери, по которой я остервенело ударила каблуком, её распахивая. — Совсем не рада была пообщаться. Всего нехорошего. И до нескорого свидания. Убирайся!
Но эта фря конопатая даже не сдвинулась с места.
— В ту ночь Скальде был под приворотом. Его магией тянуло ко мне, к моему телу. Приди ты позже всего на минуту, увидела бы, что, даже находясь под чарами, он оттолкнул меня. И всё это время, рискуя собой, своим будущим, рискуя всей империей, Сольвер! — тоже решила проверить свой голос на наличие в нём рычащих
Оглушительная дробь каблуков, ещё более оглушительная, чем неожиданное откровение, после которого возникло ощущение, что меня ударили по голове обухом.
Далива прошла мимо, не преминув задеть плечом, и сказала, как выплюнула:
— Нет в тебе любви, Сольвер. Но очень надеюсь, что тебя потом сожрёт чувство вины. Хотя такие, как ты…
Звук захлопнувшейся двери поглотил окончание фразы. Таким образом графиня поставила в нашем странном разговоре точку. Хоть для меня её слова вылились в бесконечное многоточие и сплошные знаки вопроса, замаячившие после ну прямо-таки Шекспировской дилеммы:
Быть или не быть?
Выходить замуж или не выходить…
Глава 35
Мысли метались в голове пойманными сачком бабочками, не желавшими становиться частью энтомологической коллекции. Вот так и я тоже металась, из стороны в сторону, и тоже не желала: натворить глупостей, но после ухода Даливы, не переставая, о них думала. Вернее, об одной единственной глупости: пойти по стопам Ллары и воспользоваться правом Йели.
А потом расхлёбывать… Что, если сделаю только хуже? Себе, ему или Ариэлле. Куда там вымощена дорога благими намереньями?
Да и к тому же Герхильд… Он ведь знает, что для него лучше и правильнее. Раз выбрал Ариэллу, значит, так надо.
И как на всё это отреагирует морканта? А впрочем, к таграм морканту.
Может, д’Ольжи показалось, что я недостаточно унижена, вот и решила добавить? Навешала мне лапши на уши о том, как сильно переживает за Скальде, и что ему, им обоим, грозит опасность, чтобы ненавистная алиана помчалась позориться дальше.
Ну как я туда пойду? Что скажу? Я ведь не безбашенная Ллара, чтобы распевать песни перед будущим императором, его избранницей и всей их средневековой братией.
Но если сейчас закроюсь у себя в спальне, а завтра узнаю, что Ариэлла заледенела, Его Бессердечности грозит свидание с дольгаттами, а Игрэйт примеряет свою драконью задницу под кресло в тронном зале, смогу ли себя простить? Не уверена. А вот ещё один вариант: я исчезну из этого мира прежде, чем станет известно, пережила ли брачную ночь Элла, и всю жизнь буду спрашивать себя об этом.
Брачную ночь…
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Во рту появился солоноватый привкус крови. Я всё-таки прокусила губу, даже этого не заметив. Только когда истерзанную плоть прострелило болью, почувствовала стальную горечь, растёкшуюся по нёбу.
Запнулась и резко обернулась к темневшему в углу сундуку с массивными бронзовыми заклёпками. В нём Мабли спрятала для меня ледяной цветок, зачем-то приложив к нему мемуары родоначальника проклятых.
Пока в разуме,
Пальцы не слушались, дрожали, соскальзывали с гладкого шёлка, блестящей парчи, воздушных вуалей, а мемуары всё не появлялись из-под груды тряпок. Добравшись до самого дна, облегчённо выдохнула: старенький томик, позаимствованный из библиотеки, прятался в складках бархатной накидки. Там, где я его оставила.
Зашуршали страницы. Право Йели, право Йели… Где же ты?
Нашла! Едва не задохнулась от волнения и жадно впилась в страницу взглядом. В своей исповеди император Валантен рассказывал, что алиана, после всех испытаний признанная идеально подходящей жениху, могла оспорить его выбор.
Во время проверки на сочетаемость было установлено, что Фьярра сильнее всех откликается на магию этого ледяного осколка. Это раз. Покойные императрицы меня благословили. Это два. Три — ледяным ари я тоже зачем-то была здесь нужна, хоть сейчас они и помалкивают. Таэрин — четыре. То, что не спал со своей фавориткой, — пять. Приятное такое «пять». Добавить к этому все те разы, когда нам друг от друга срывало шифер, и будет шесть, десять, девятьсот девяносто девять.
На ум приходила тысяча причин и даже больше, почему я имела право на это право. И самая главная из них — я полюбила. Слепо, безрассудно.
Отчаянно.
То, что собиралась совершить, нельзя было назвать ничем иным, как поступком отчаянным и безрассудным. Продиктованным не здравым смыслом — чувствами.
Чувствами, которым я решила довериться. Уступить тихим уговорам сердца.
Так и не сумев приторочить к голове произведение шляпного искусства, плюнула на это дело, отправив красно-серебряную красоту обратно на кровать. Почесала Снежка за ухом, апатично бившего хвостом по покрывалу, и попросила:
— Пожелай мне удачи, маленький.
Получив в ответ ленивое «мяу» и несколько соскользнувших на ладонь снежинок.
Плеснула в лицо водой, мазнула по волосам щёткой. Щёки горели, блестели глаза, как если бы у меня была лихорадка или я находилась под кайфом. В зеркале, оправленном в золото и разноцветную эмаль, отражалась девушка с шальным взглядом и такой же сумасшедшей улыбкой на искусанных в кровь губах.
Зажмурилась на миг, а потом решительно подхватила юбки.
Что ж, замуж так замуж! Назло врагам, семейным проклятиям и даже будущему дракону-мужу, не догадывавшемуся, что его счастье уже спешит по его душу.
Из тронного зала лилась музыка, голоса и смех сплетались в единый звуковой узор. Я шла по пустынной галерее, вдоль витражей, пропускавших в замок первые сумерки. Обтекая пламя редких факелов, они тенями скользили по стенам, бросались мне под ноги. Как будто пытались остановить, задержать. Но я упрямо ускоряла шаг, влекомая тягучими звуками лютен и перезвоном маленьких арф. Шла, прижимая к груди исповедь прежнего правителя Сумеречной империи. Песню Ллары успела пять раз по дороге прочитать и всякий раз, произнося вслух пронизанные горечью и надеждой строки или повторяя их про себя, чувствовала, как сердцу в груди становится тесно.