Мой ненастоящий
Шрифт:
— Тебя наверняка уже потеряла твоя беременная жена, братец, — с нажимом произношу я, разворачиваясь к нему и опуская руки в карманы, — лучше бы тебе от неё не отлучаться. А ну как у неё роды начнутся без тебя?
— Ну точно, — Яр саркастично кривит губы, — я сейчас выброшу из головы твой идиотизм, поеду к Вике, и мы оба с ней сделаем вид, что ничего этого не было. И ты не болен. И не ложишься на операцию.
— Я и не ложусь, — я покачиваю подбородком, а затем разворачиваюсь к двери. Вот он — последний бастион, возведенный моим чертовым братцем.
Красивая, и мне хочется уже наконец остановиться в двух шагах и не отрываться от неё. Кажется, одного взгляда в прохладные глубокие глаза мне достаточно, чтобы ломящая виски мигрень начала отступать. Вот только увы, Маргаритка, у меня нет в планах задерживаться в этой палате надолго. Даже твоей магии для этого недостаточно. Идти нужно. Времени и так мало. Каждая лишняя секунда на счету.
— Идем, — я ловлю её пальцы и стискиваю их в своей ладони, — поехали домой, Цветочек.
Она кажется такой боевой, такой ершистой, такой решительной. Она вцепляется в мои плечи, не сдвигаясь ни на шаг с моего пути.
— Нет, — лепечет это чудо своими искусанными губами, — мы никуда не поедем, пока ты не выслушаешь Ярослава.
Волшебно. Просто восхитительно!
Раньше между нами стоял её страх. Потом — её прошлое. Теперь — здравствуй, жалость!
Чувство, которое я меньше всего хочу вызывать у кого бы то ни было. У той, что стала моим помешательством — ни за что и никогда!
Вот только поздно.
Она уже меня жалеет.
Маргаритка
— Выслушай его, пожалуйста, прошу тебя, — я умоляю, отчаянно цепляясь за плечи мужа. У самой меня не найдется нужных слов. Я просто не понимаю, что такого я могу сказать. Но у его брата наверняка найдутся нужные слова. Я уверена!
— Выйди, Яр, — резко бросает Влад, даже не разворачиваясь к брату лицом, так и глядя на меня, утопив руки в карманах.
Ярослав не торопится, медлит, будто чего-то выжидая.
— Будь так любезен, — едко добавляет мой муж, с фальшивой любезностью.
Его настроение нервирует. Кажется, если тут кто и настроен на диалог, то точно не Влад.
Ярослав медлит еще пару секунд, а потом все-таки кивает и покидает палату, бросая на меня очень концентрированный и понятный взгляд.
Он на меня надеется.
Господи, да как можно на меня надеяться?
Красноречие вообще не моя сильная сторона, я двух слов в предложение сейчас не свяжу — чудом не рыдаю, на самом деле.
Одни. Мы остаемся одни. И я сейчас не про романтику — палата онкологической частной клиники вообще не располагает к подобным настроениям. Мне просто кажется, что в воздухе кипит смола, до того тяжело и липко втягивать его в легкие.
Я по-прежнему стою у двери, снова прижимаясь к ней лопатками.
Влад же роняет ладони по обе стороны от моего лица и склоняется ближе к нему, будто сильнее нанизывая меня на иглу собственного взгляда.
Сердце в груди болезненно перекручивается.
Его близость действует на меня просто чудовищно, я будто становлюсь беспомощной перед ним. Что между нами происходит?
Я совершенно не понимаю. И хотела бы понять.
Но сейчас это не самая удачная тема для беседы. Следы его болезни так очевидны… И они совершенно меня деморализуют, ведь сделать с этим я ничего не могу.
— Цветочек, — тихий вкрадчивый шепот Влада касается моего уха горячим дыханием, — мне кажется, или ты с чего-то решила, что у тебя вдруг появилось право голоса? Забыла свое место?
— Место? — отчаянно надеюсь, что я все поняла неправильно.
— Именно, — мужские пальцы проходятся по пряди моих волос вроде бы с нежностью, но о ней в глазах Влада ни единого намека, — твое место. Твою роль. Твое назначение в нашем с тобой браке.
Воздух еще гуще. И вправду, зачем мне дышать? Чтобы жить? Ну что ты, Рита, это пустое…
— Ребенок, — с благостным оскалом напоминает мне Ветров, — мой наследник. Которого ты должна выносить и родить в любом случае. Больше мне от тебя ничего не надо. Ни влюбленных вздохов и признаний. Ни твоих рыданий у моей постели. Ни стакана воды напоследок. И уж тем более мне от тебя не нужны жизнеспасительные советы. Усвоила?
Усвоила ли я?
Кулаки сжимаются от бешенства.
Будь я мужчиной — я бы, пожалуй, воспользовалась священным мужским правом защищать свое задетое самолюбие. Я бы сама двинула Владу куда-нибудь в район мозжечка, в надежде, что его чертовы мозги наконец заработают и он начнет вести себя по-нормальному.
— Ты все поняла, Цветочек? — все тем же вкрадчивым змеем шипит мне мой муж.
Как же он любит эту игру. Дождаться, пока я расслаблюсь, а потом со сладкой улыбкой вогнать нож мне между ребрами и провернуть его так, чтобы кровь брызнула во все стороны.
Будто и не было ничего. Ни вчерашнего вечера, ни поцелуя, высасывающего остатки воздуха в моих легких, ни его фальшивых обещаний и болтовни про доверие.
Но не плевать ли мне на это сейчас? Он не может, не хочет, не собирается относиться ко мне как к равной. Он не ответит мне взаимностью. И… На это мне тоже плевать. А на что мне не плевать?
На то, что он может умереть из-за своих промедлений. И на то, что я ничего не могу с этим сделать. А что могу?
— Да, я поняла, Влад, — в моей груди холодеет, но в то же время там сосредотачивается вся моя решимость, — я поняла, что никак не смогу повлиять на твой отказ от операции.
— Именно. А теперь…
А теперь — я ловлю его за грудки и врезаюсь своим ртом в его. Бесцеремонно, яростно, первым делом прокусывая этому мудаку губу.
Пошло оно все к черту!!!
Мне казалось, это я его целую. Мне казалось, что эта игра — на пару секунд, до той поры пока мне вновь не укажут на мое место, чтоб его.