Мой неверный муж
Шрифт:
Я просыпалась тяжело. Чугунная голова, а тело словно стальными канатами опутано: к земле прибивало, взлететь не давало. Память навалилась как смертельная болезнь: я застонала, глаза зажмурила, чтобы яркие пятна заплясали перед внутренней темнотой. Чтобы хоть где-то чуть больше, чем суровая ночь.
— Дети! — меня выдернуло моментально. Страдать можно бесконечно, но не тогда, когда от тебя зависят другие. Мама. Свекровь.
— Проснулась?
Паша, одетый в джинсы и футболку, показался в дверях спальни.
— Мне нужно идти, — попыталась подняться, но поняла, что голая, а быть беззащитной перед мужчиной, даже другим, не тем самым, не хочу. Я снова уязвима. Я снова маленькая девочка, хотя и отстояла свою честь.
— Нужно, — Паша приподнял руки, показывая, что ничего плохого не замышляет, и двинулся к креслу. — Поль, — очень осторожно ко мне: в руках пакет бутика нижнего белья при отеле и платье, — твои вещи испорчены. Я купил кое-что, на глаз.
Паша все сложил на другом конце кровати и вышел, оставив меня привести себя в порядок. Даже двустворчатые двери, разделявшие номер на гостиную и спальню, закрыл плотно. Я схватила вещи и побежала в ванную. Заперлась, да. Еще ранним утром летала, а сейчас никого видеть не могу. Никаких мужчин.
Быстро надела белый бюстгальтер и трусики в комплекте, максимально простые. Ничего супер сексуального, кроме формы: когда хорошая фигура все смотрелось неплохо. Легкий летний сарафан-оверсайз тоже подошел.
Я ополоснула лицо и почистила зубы казенной щеткой. Осмотрела шею: вчерашние красные следы от пальцев сошли, синяков не осталось. Волосы кое-как причесала и вышла. Стояла перед дверьми в гостиную и держалась за ручку.
Полина, тебе не десять лет, ты сильная и смелая. Ты все сможешь. Папы больше нет, но его дух живет во мне. Да, это мир мужчин, жесткий и неблагородный, но я много раз падала и каждый раз поднималась. И сейчас смогу.
— Сколько времени? — хрипло спросила, оглядывая сервированный к завтраку стол.
— Шесть вечера.
— Что?! — осмотрела задернутые шторы. Я ведь не просыпалась и тем не менее будь бы свет, то не проспала бы так долго! — Паша, меня ищут. Наверное, беспокоятся…
— Полина, успокойся. Утром звонила твоя мама. Прости, но я ответил. Просто объяснил, что ты всю ночь плакала и сейчас уснула.
Я распахнула глаза от обреченности. Что подумает мама… Папу только похоронили, а я с мужчиной. Все как ОН сказал. Господи, я имени не могла его произнести. Даже мысленно.
— Я сказал, что старый друг. Про Веру Романову говорил. Она ничего такого не думает, Поль. Твоя мама знает, что ты оплакиваешь отца. Она понимает и очень любит тебя.
— Хорошо, — вяло выдохнула. — Паша, спасибо за одежду… За все спасибо… Но я… Мне пора.
Он кивнул, но все же предложил легкий завтрак: яйца, каша, фрукты. Я ничего не хотела, только обнять маму и детей. Самых своих близких. Единственных.
— Я не хочу. Нет аппетита.
— Я понял, Поль. Подвезти можно?
Я хотела отказаться и вызвать такси, но с чужаками ехать еще хуже.
— Отвези, пожалуйста.
С Пашей может быть по-разному, но он никогда не пытался взять меня силой. А ОН, да. Сколько раз за последний год? Достаточно, чтобы вычеркнуть из жизни.
Мы вместе спустились и прошли через ресепшен на парковку. Паша распахнул передо мной дверь мерседеса. Заднюю. Я медлила. Он захлопнул и открыл пассажирскую спереди, а сам сел за руль.
Ехали мы молча. Не обсуждали ни нашу близость, ни то, что было после. Я была благодарна за это. О нас я ничего не могла сказать, а о «том» не хотела даже вспоминать.
— Паш, притормози, — попросила за пару дворов, — спасибо, — робко улыбнулась. — Ты, наверное, хочешь понять…
— Не нужно, ты не обязана объяснять. Просто я сразу признаюсь: если увижу твоего бывшего, то убью, — просто объявил и повернулся ко мне. На его лице была молчаливая непримиримость. Паша всегда подчеркивал, что никогда не покупал женщин и, кажется, силой тоже не брал.
— Пожалуйста, не нужно. Я не хочу. Больше не нужно драться из-за меня. Паш, тебе это не надо. Я такая проблемная стала.
— Ты и была такой, Полина, — он хмыкнул и покачал головой. — Упертая и настырная. Совсем молоденькая, — хотел коснуться меня, но не до нес руку, уронил. — Ты очень красивая, Полина. Ты удивительная. Ты стала женщиной. Таких как ты по пальцам в жизни мужчины встречается. Мне повезло дважды.
— Да уж, женщина… — горько хмыкнула. — Я не уверена, что смогу, — подняла на него глаза. — Что вывезу все это, — потянулась к нему сама, мягко поцеловала в губы. — Мне нужно время, и я не знаю сколько. Может быть, никогда. Не жди меня, Паша. Ты просто обязан родить солнечную девочку. Пообещай мне, что полюбишь кого-нибудь.
Он тихо рассмеялся.
— Договорились, Крамер, — подмигнул, называя меня девичьей фамилией. — Буду ждать тебя. Иначе умру бездетным и попрошу написать на могиле, что это Поленька Крамер виновата.
Я начала улыбаться. С ним всегда так было.
— Ты спрашивала, Полина, хочу ли я попробовать с кем-то серьезно. Хочу. С тобой. Не знаю, что выйдет, но мы ведь не торопимся?
— Паша…
— Просто знай, если я тебе буду нужен, просто напиши.
Я слабо улыбнулась. Я не обещала. Ничего. Больше ни в чем не уверена, даже в самой себе.
На улице слышалась привычная вечерняя суета неоживленной авторазвязками улицы. Дети играли чуть ли не на дороге, иногда слышался лай и стрекотала летняя живность. Так хорошо, если бы не было так плохо.
Я открыла калитку и ступила во двор, замерла на мгновение и улыбнулась, прикусывая губу: дети играли с Лениным и Сталиным. Те заливались счастливым лаем, гоняли друг друга и щипали за хвосты. Дети. Они прекрасны в своей легкости и способности быстро переключаться. Они не тратят детство на долгие слезы, и это правильно. Мы, взрослые, поплачем за них.