Мой препод – Лёд
Шрифт:
– Вы что? Знакомы? – удивляюсь.
– Да, – коротко отвечает он и, в отличие от меня, больше не обращает внимания на влюблённых.
В соседней машине же заметное оживление.
Молодой человек будто нервничает, костяшками пальцев постукивает по рулю, хмурится, а девушка становится грустной и обескураженно отворачивается в нашу сторону.
Встречаюсь с ней взглядом и тепло улыбаюсь подбадривая. Ну почему мужчины бывают так грубы с нами?..
– Вы их смутили своей реакцией, Лев Викторович, – замечаю тихо. –
Демидов раздраженно проходится взглядом по моим ногам и тяжело вздыхает:
– Видимо, в силу возраста, ты слишком романтичная, Юля и всё не так понимаешь. За рулём этой машины – мой приятель Макс Данилов. Наши отцы дружат, а мы общаемся постольку-поскольку. Без понятия кто эта девица рядом с Максом… но его невесту Стефанию знаю отлично и заранее приглашён на их свадьбу.
Шокировано округляю глаза и ещё раз, уже не стесняясь, смотрю на парочку.
Чужой жених? Интересно, а девушка-то в курсе? Поэтому такая печальная? Борюсь с противным чувством в груди, уж слишком напоминающим жалость, которую сама не люблю.
Светофор наконец-то загорается разрешающим сигналом, и Данилов дерзко стартует с места первым, оставляя наше такси и моё бесцеремонное любопытство позади.
– Никогда не верь тому, что видишь, Юля. Сколько можно тебе повторять? – проговаривает Демидов назидательно и отворачивается к окну…
Глава 13. Юля
– Купим кофе? – робко улыбаюсь незнакомому молодому человеку в небольшом павильоне, напоминающем по форме стаканчик, и обращаюсь к Демидову.
Он кивает, расстегивает замок на куртке и извлекает из внутреннего кармана кожаный зажим для денег. Посмеиваюсь в рукав и, чувствуя себя крайне невоспитанной особой, неуклюже откашливаюсь.
Все мои ровесники, в общем-то, как и я сама, оплачивают покупки с помощью телефона или кюр-кода.
«Наличные деньги» в наше время – практически архаизм, но Лев Викторович ещё тот динозавр, оказывается. А я впервые в жизни близка к тому, чтобы стать палеонтологом.
Моё настроение с каждым мгновением становится всё смешливее. Мы приехали в небольшой скверик в центре Москвы всего десять минут назад, гораздо раньше, чем планировалось, поэтому ближайшие полчаса судя по прозвучавшему брутальному бурчанию, будем «гулять». Он сам так сказал.
Облизываю губы, гоняя в голове мысли, как бы мне начать незатейливый разговор и сразу иду в бой:
– Хотите угадаю, как вы любите?
– Что-о? – взмахнув бровями, Демидов удивленно уставляется на меня. – Ты о чем?
– Кофе, – киваю на киоск. Выдерживаю на себе внимательный взгляд и нервно сглатываю слюну.
– Ааа, – почесывает он подбородок и устало вздыхает, переминается с ноги на ногу. – Это что обязательно?
– В смысле?
Парень за прилавком словно за игрой
– Ну… нельзя просто выбрать кофе и молча походить здесь где-нибудь… по окрестностям? – озирается Демидов.
Синие глаза излучают снисходительность и в целом он, как ни странно, позитивен, поэтому я не обижаюсь. Щеки вспыхивают, как светофоры, когда я замечаю, что Лев Викторович снова смотрит на мои губы.
– Может, вы просто опасаетесь, что я окажусь права?
– Валяй, – пожимает он плечами и кивает на вывеску.
– Мне кажется, вы любите Глясе, – пожимаю плечами, глядя на шарик мороженого в чашке с кофе. Лёд должен любить мороженое.
– Почему? – усмехается.
– Не знаю. Но точно не Эспрессо и не Американо.
– Вот как…
– Да, – улыбаюсь продавцу, понимая, что мы его задерживаем. – Хотя в целом они вам подходят. Эти напитки предпочитают прямолинейные, консервативные люди с сильным характером.
– То есть я не такой, Юля?
– Такой, конечно, – закатываю глаза. – Но чувствую, что это слишком просто для вас.
Демидов забрасывает ладони в карманы парки. В отражении витрины вижу, что на его лице отпечатывается запускающийся в голове мыслительный процесс.
– Капучино? – приподнимает брови и с интересом смотрит на меня.
Поворачиваюсь к нему, прищуриваясь, потому что непонятно откуда взявшийся в серой Москве луч солнца ударяет в глаза. Боже. Того и гляди Айсберга мне растопит.
– Капучино с пенкой, – рассуждаю. – Это люди легкие на подъем, воздушные, мечтающие. Простите, – прикрываю рот ладонью. Привычка, оставшаяся с «брекетных» времён. – Но вы, Лев Викторович, на мечтателя не тянете.
– Латте?.. Нет?..
– Латте, – склоняю голову. – Тоже не вы.
– Опять недотянул?
– Да нет, – закатываю глаза. Какой он смешной, оказывается, когда в себе сомневается. – В Латте много молока, это люди, у которых тесная связь с мамой, – потупляю взгляд. – Например, я.
Его плечи каменеют лишь на несколько мгновений, но я и это успеваю заметить.
– Удивила, Юля, – произносит он сипло и снова отворачивается к меню. – А если я закажу банановый раф, ты скажешь, что это в честь моих предков, которые сидели на дереве и чесали от безделья волосатое пузо?
– Не-ет, – возмущенно проговариваю.
Молча наблюдаю, как он извлекает тысячную купюру и аккуратно укладывает её на прилавок.
– Мне чай, будьте добры. Черный и без сахара. Без надписей, молока и бананов, пожалуйста. А девушке Латте.
– С сахаром, – киваю. – Лев Викторович, давайте я переведу вам деньги за кофе.
– Спасибо, оставь это в качестве платы за молчание.
– За молчание?
– Да. Никому не говори про моих предков, – произносит серьезно.
– Да хватит, – машу рукой.