Мой пушистый фамильяр
Шрифт:
Зачем я ее дал? Какое помутнение на меня нашло?
Впрочем, я тогда вообще плохо понимал, что происходит.
Помню, олень выскочил на поляну, где я его ожидал. Собачки мои знают толк в охоте, вывели жертву прямо на охотника. Особо не целясь, вскинул арбалет, собираясь спустить тетиву. Я — лучший стрелок в королевстве, и уж в такую громадную цель промахнуться никак не мог.
И вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног, а в голове раздается зов, туманящий разум и пробуждающий дикое желание скорее найти призывающего и покориться ему.
Демоны! Все произошло так быстро, что я и сообразить не успел, что происходит! А ведь Мерлинд
Кому настолько жить надоело? И, конечно же, пропустил все пояснения учителя мимо ушей.
Боги, каким я был идиотом! Вернуться бы сейчас на год назад! С каким бы усердием я учился! Каждому бы слову Мерлинда внимал.
Но увы, прошлое не вернешь. А будущее у меня весьма печально. Проклятая клятва не позволит мне открыться, даже если я каким-то образом во дворец попаду. Да мне там не дадут и слова сказать: прибьют раньше, чем я рот открою. Я же теперь — монстроид. А монстроиды — тупые и жадные хищники, убийцы, не щадящие никого и ничего. Их истребляют. За каждого убитого зверя дают большую золотую монету, а для крестьянина — это целое состояние. Получив такое вознаграждение, он целый год может семью кормить, ничего не делая. Вот и стараются мужики, бродяг все свободное время по лесам, отыскивая в листве зеленые шары.
Работа не простая, конечно. Точнее сказать — смертельно опасная. Это здесь меня хорошо видно на фоне дурацких декоративных розовых елей, которые ведьма тут для красоты насадила, хотя я и не понимаю, что может быть красивого в такой неестественной окраске благородных деревьев. Во дворце я чуть садовника не казнил, когда он подобную «красоту» решил у ворот сотворить, зарекся он с той поры эксперименты проводить. А вот в настоящем лесу пушистая шкура монстроида сливается по цвету с листвой. Слух и обоняние у них такие, что путника за версту чуют. Притаятся в кроне, а как незадачливый охотник под ними пройдет, прыгают ему на спину и впиваются зубами в шею. Там, где самый большой кровеносный сосуд идет. С такой рваной раной выжить нереально, самому кровотечение не остановить.
А монстроид отлетает в сторону и ждет, когда человек от потери крови сознание потеряет. И потом не спеша обедает. Порой даже косточек не оставляет. Зубы-то острые, камни ими грызть можно, не то что кости.
Как ведьме удалось этот кошмар поймать — до сих пор понять не могу. Огонь его не берет, в воде он не тонет, к магии почти не восприимчив. Очень сильный нужен маг, чтобы суметь монстроида живым пленить. Убить можно, например, заклинанием окаменения, наброшенным внезапно и, желательно, сзади, чтобы увернуться не успел. А вот чтобы сеть магическую он порвать не сумел, прорву силы вложить в нее нужно. Не каждый маг справится.
Обычные охотники ловят «на живца»: ходят группой по несколько человек, а одного одевают в магически усиленную броню и идут за ним следом, отставая на несколько шагов. Если быстро среагируют на пикирующего хищника, у «броненосца» есть шанс выжить. А вот если пленника или раба пускают, тут без шансов. На смерть посылают. Прячутся в кустах и ждут, пока монстроид не начнет трапезу. Он тогда расслабляется, едой увлекается, и его можно пристрелить. И то — если выстрелить практически в упор, чтобы стрела его насквозь пробила. А лучше — две стрелы. Или три. Иначе — выживет и преследователи сами в дичь превратятся.
Словом, монстроиды — те еще чудовища. А вот внешность у них такая,
Поэтому и вышел закон, запрещающий ловить этих хищников. Только — убивать. Слишком опасно держать такого зверя в клетке. Обязательно найдется доверчивый и любвеобильный дурак, который решит помочь «несчастному страдальцу». И выпустит его на свободу, заодно послужив тому обедом.
Так что — никакой пощады. Смерть монстроидам!
И поэтому во дворец мне не вернуться. Никак. Если жить хочу.
А жить я хочу, это точно. Но вот смириться с произошедшим никак не получается, хоть и пытается ведьма вколотить в меня покорность всеми доступными ей методами.
Только зачем ей моя покорность? Ведь в любом случае я выполню все ее приказы. И вред причинить не смогу при всем моем желании. Клятва проклятая не даст. Но ведьме хочется, чтобы я перед ней пресмыкался, а я не могу. Все во мне бунтует против рабской покорности. Принц я или кто? Хотела покорности, могла бы какого-нибудь крестьянина призвать. Деревенские спину гнуть привычные, в рот бы хозяйке заглядывали, лапки бы раздвигали, пузо оголяя. Не защищенный живот — верх покорности. Монстроиды так самок своих соблазняют: вот, мол, я, весь твой, делай со мной, что хочешь.
А я еще ни разу ей свой живот не показал. И ее это бесит. Тоже мне, самка монстроида нашлась. На кой ей мой живот?
Самое забавное, что приказывать она не хочет. Приказала бы — никуда бы я не делся, открылся бы. А она все ждет, когда я сам это сделаю. Покорность свою продемонстрирую. Не дождется. Пусть хоть до смерти забьет, я только рад буду.
Впрочем, увы, скорая смерть мне не грозит. Слишком прочна шкура монстроида, слишком быстро они восстанавливаются после ранений. Мерлинд называл это каким-то сложным словом. Реде… реве… регенерация, вот как. Регенерация, говорит, у них прекрасная.
Для них-то это хорошо, наверное, а мне порой от нее выть охота. Когда у ведьмы настроение плохое, она меня так гоняет, что за ночь раза по три восстанавливаться приходится. Неприятно, конечно. Мягко говоря.
Но сегодня с ведьмой что-то случилось. Ни разу за весь день не рявкнула, кнутом магическим не огрела, и разговаривала не как обычно, с руганью и криками, а спокойно. Даже «спасибо» сказала. Порядок навела в своей хибаре. Вот за весь год, пока я здесь обитаю, ни разу она в руки тряпку не брала. Зачем? У нее же есть фамильяр. Прикажет, и я сделаю. Чистоту наведу, одежду в шкаф сложу ровными кучками, обед приготовлю. А что монстроиды — звери боевые, к бытовой магии мало приспособленные, и после вложенных в уборку усилий я несколько часов в себя приходить буду, ведьму не волнует. Какая ей разница, как ее раб себя чувствует.
Одно хорошо: ведьма особой любовью к чистоте не отличалась и уборку за год я раза три всего и делал. А пауков она вообще любила и паутину трогать запрещала, вот та и заполонила все углы.
Мне еще поэтому не нравилось прибираться. Попробуй, наведи чистоту, пауков не потревожив. Ведьма ж меня за каждую поврежденную паутинку наказывала.
А в этот вечер, начав уборку, она меня в очередной раз удивила. Всех пауков вымела, тенета убрала, печь почистила. И при этом меня вообще ни о чем не просила. Поэтому и помог ей, когда ушла она умываться, довел дело до конца. Мне ж и самому приятнее в чистом доме жить.