Мой самый любимый Лось
Шрифт:
— Я приеду сама, — настырно повторила Анька. — Вели только своим мордоворотам меня пустить, — и дала отбой.
Вот теперь отомстить Акуле было просто необходимо — и ему преподать урок, и Лосю, который упрямо ждет подвоха от нее, от Аньки. Которую любит, тискает до дрожи, трахает, как будто ему крышу сорвало — и ревнует, черт его дери, к Акуле!
«На Акульей эпиллированной воском грудке, как на развалинах Рейхстага, напишу маркером послание в назидание потомкам: «Так будет с каждым, кто осмелится трахать мне мозг!». Пусть Лось ходит, боится меня и оглядывается!» — с каким-то
Нужно было все рассчитать до минуты, и игра превращалась в очень опасное развлечение, ведь ставки были очень высоки. К четырем Клуб подтянулся в гостиницу, где окопался Акула, и Анька, погрозив промерзшим на январском морозце, повизгивающим от восторга девчонкам, набрала Лосю.
— Ты точно сегодня освободишься пораньше? — пропела невинным голоском она. Лось не выдал себя ни словом, ни звуком, ни интонацией, но Анька обострившимся чутьем уловила, поняла, что он уже в автомобиле — и едет сюда, к Акуле.
— Да, немного пораньше, — ответил Лось. — Так ты приедешь?
— Обещаю, — горячо ответила Анька, чувствуя, как ее сердце заходится в бешеном ритме и кровь наполняется кипящим адреналином.
— Значит, встретимся, — проговорил Лось, думая о чем-то своем, и Анька снова усмехнулась.
— Знаешь, — внезапно произнес Лось, — Лассе в Москве.
Вероятно, он давал Аньке последний шанс одуматься, покаяться и отступиться. Анька улыбнулась, горько и нежно. Ах, Лось, что ж ты дурак-то такой! Любит; ведь любит, до умопомрачения, до откровенной слабости любит. Вот сейчас, даже думая, что она путается с Акулой, пытается ее вернуть. Заставить отказаться от предполагаемого свидания, вспугнуть. Пытается заставить ее быть с ним, только с ним, с Лосем…
— В самом деле, — беспечно отозвалась Анька. — И чего дома не сидится, болтается туда-сюда…
Лось тихо вздохнул, дал отбой. И Анька услышала, как щелкают, утекая, драгоценные секунды, время, отведенное ей на воплощение в жизнь ее безжалостного плана.
— Живо! — командует она. — Мальчики — в туалет, переодеваться! Девочки — накатим для храбрости! Сегодня свершится справедливое правосудие над самым опасным мудаком северного полушария!
Пока стриптизеры облачаются в синий блестящий латекс, Анька потрошит праздничную упаковку с бутылкой коньяка. Рюмок нет — и они с девчонками пьют из мягких пластиковых стаканчиков, заедая лимоном обжигающую жидкость, восхитительно пахнущую лучшим французским шоколадом. Алкоголь пробегает по венам, тушит адреналиновый пожар, мягко стукает в затылок, и Анька смеется. Ей кажется, что время повернулось вспять, и ей снова семнадцать. И они, Клуб Бывших, собираются впервые, чтоб поплакаться друг у друга на плече. И отомстить.
— Ну, — Анька выдыхает, чувствуя сильное послевкусие, запах дубовой бочки, — с богом! Пожелайте мне удачи!
Она заедает алкогольную горечь мятной жвачкой, нащупывает в кармане короткой модной куртки нагревшиеся от тепла ее тела наручники, взбивает на макушке собранные в хвост волосы и идет к номеру, за дверями которого ее ждет прошлое, в котором надо поставит точку.
«Еще тогда надо было, — со злостью думает
Акула открыл почти сразу, словно кого-то ждал — и очень удивился, увидев ее. Он был почти не одет — под распахнувшимся халатом Анька заметила только веселенькие трусы в белый горошек, да почему-то еще носки, которые Акула поддерживал элегантными подтяжками для носков.
«Да гребаный ты граф Монте-Кристо инкогнито, — подумала изумленная Анька, рассматривая эти самые подтяжки на крепких икрах мужчины. — Теперь я видела все! Интересно, а корсет он носит? Ну, мало ли…»
— Аня? — осторожно произнес он, выглядывая за дверь. — А что так рано?
— Освободилась пораньше, — повторяя незамысловатое Лосиное вранье, ответила Анька, отодвигая Акулу плечом и проходя в его номер. — Ты не рад?
— Нет, я рад, — забормотал Акула, отыскивая взглядом телефон. Анька усмехается — что, серьезно?! Он другую девушку ждал и рассчитывал ее трахнуть перед Анькой? А потом, на сладкое, перед приходом Лося, и ее натянуть? И хватило бы здоровья?
«Какой-то адский конвейер просто, — передернув плечами, подумала Анька, милостиво позволяя акуле настрочить какую-то смс. — Жеребец неугомонный…»
Акула, кажется, благополучно отмазался от встречи, и теперь нервно потирал руки, соображая, как же ему потянуть время и не приступать к основному блюду вечера раньше времени. До приезда Лося ему предстояло удержать Аньку всеми возможными способами, и он, кажется, даже боялся, что она может вдруг, неожиданно, ему отдаться.
— Так ты обещал мне рассказать об Ингрид, — напомнила Анька, бесцеремонно заваливаясь в кресло и задирая ноги на его подлокотник, так, чтоб юбка задралась повыше, чуть больше приличного оголив бедро. Акула, запахнув бархатный темно-синий халат на груди, глянул на ее ноги и нервно сглотнул, словно сексуальный голод лишал его последних сил.
— А что ты хочешь знать? — через силу отводя голодный взгляд от ее бедер, спросил Акула, все так же зябко потирая ладони. — Шампанского?
— Пожалуй, — легко согласилась Анька, усмехаясь. Акула подготовился на славу! На столе, в серебряном ведерке со льдом, стояла бутылочка… интересно, для кого? Для нее, Аньки, или той, другой, которой акула дал от ворот поворот? — Ты обещал мне рассказать, чего Лось так бесится.
Акула, чуть усмехнувшись, неспешно откупорил бутылку, разлил шипучую жидкость по высоким фужерам.
— Прошу, — он поднес Аньке один бокал, и та пригубила шампанское, не чувствуя его вкуса. — А что тут рассказывать. Ты же уже поняла, какой у нас Анри?
— Какой? — переспросила Анька, недобро щурясь. Акула неспешно пошел к кушетке, грациозно опустился на нее, распахнув пошире халатик и закинув ногу на ногу. Отчего-то теперь смотреть на его подтяжки Аньке было совсем невыносимо, и она не сдержалась, фыркнула в свой бокал. Но Акула как будто принял это за смех над Лосем.
– Анри у нас правильный, — отвратительным, мерзким тоном ответил Акула, закидывая руки за голову. — Серьезный. Умный. Не то, что я, разгильдяй…