Мой снежный князь
Шрифт:
— Лада, милая, тут нет твоей вины. Успокойся, пожалуйста, не плачь.
Она зарыдала еще сильнее.
— Это я тебя в лес завела!
— Но ты ведь не знала, что случится.
— Но я этого хотела!
— О чем ты говоришь? Ты хотела, чтобы мы по пали в этот замок?!
— Не мы, а ты!
— Ты хотела, чтобы меня съели гроги?!
— Они бы тебя не съели, — судорожно всхлипывая, выдавила Лада.
Я ничего не понимала, голова нещадно болела, и во рту было сухо, как в Сахаре. С горем пополам я села и осмотрелась.
Камера площадью примерно восемь
— Пить хочу.
Лада подскочила, подняла с пола кувшин и деревянную чашку. До краев наполнила ее водой и протянула мне.
Утолив жажду, я почувствовала себя немного лучше.
— Объясни еще раз, что ты сказала, — попросила я.
— Князь тебя не съест, ты девушка из пророчества.
Стихшая боль снова иглами пронзила виски, мне захотелось заорать во всю глотку и немедленно потерять сознание, а еще лучше — умереть.
— Отец тебе рассказал про князя Владислава, но умолчал про конец истории.
— И что было в конце? — отстраненно спросила я, пытаясь успокоиться и начать мыслить по-прежнему рационально, как и положено образованной россиянке двадцать первого века.
— В городе жила Пророчица, и когда к ней пришли люди узнать, как долго будет лежать снег в лесу, она ответила, что пройдет много-много лет и великий Лед сжалится над людьми и приведет из тумана девушку не из наших земель. Она придет в год зверя князя. Владислав узнает ее по сердцу, и вернет она князю былое величие, и растают снега в лесу.
— Разве у вас есть год Грога? — удивилась я.
— Нет. Эти слова были непонятны, но это ты!
— А что значит «узнает по сердцу»?
— Это тоже не поняли. Может, родимое пятно?
— Лада, у меня нет родимых пятен!
Девушка сникла. Слушая ее, мне стало обидно, что из-за наивной веры в этот бред мы попали в такую переделку.
— Пожалуйста, никому об этом не говори, — попросила я.
— Я повела тебя в лес, чтобы ты попала к князю, исполнила пророчество и оставила в покое Драгомира, — она снова зарыдала.
— А ты не боялась, что мужчины услышат наши крики и побегут нас выручать?
— Нет. Я повела тебя в другую от них сторону, — ответила Лада, шмыгая носом.
Вот засранка!
Мы просидели несколько часов, прежде чем раздались шаги и открылась дверь. В сопровождении грога вошла испуганная девушка невысокого роста, с нежными чертами лица, держа поднос с едой. Грог закрыл за ней дверь, оставив нас наедине.
— Лиса! — воскликнула Лада.
— Лада! — Девушка поставила поднос на лавку, и они крепко обнялись.
— Ты жива? Тебя не съели? Уже ведь год прошел, как ты пропала! А что с Чарушей?
При имени сестры Лиса помрачнела.
— Она умерла? Прости!
— Нет, она жива, — мрачно сказала Лиса.
— Да в чем дело-то?!
— Она живет с князем. Корчит из себя хозяйку.
Глаза Лады расширились в неверии.
— Поешьте, я все расскажу. Сначала думала, что мы случайно
— А как же ты? — спросила Лада.
— А я здесь служанка: принеси, убери, постирай.
— Что будет с нами? — спросила я Лису.
— Не знаю. К вечеру приедет князь и решит.
То, что он не убил девушек, вселяло надежду. Может, и остальное все преувеличили.
— А он точно людей ест? — задала я главный вопрос.
— Точно, — с дрожью в голосе ответила Лиса. — Однажды девушку привели, не из нашего селения. Она рыдала и кричала, что все здесь нелюди, мерзость на земле великого Леда, как она всех ненавидит. Так князь сказал лишь два слова: «на кухню». Вечером ее подали на ужин.
От этих слов меня передернуло.
— Кто же готовил этот ужин?
— Гроги. Они очень хорошие повара. Вот и кашу эту они сварили.
Каша была вкусная, но после этих слов аппетит у меня совсем пропал.
Я заметила, что Лиса странно смотрит мне за спину и жалостливо отводит глаза.
— В чем дело? — спросила я.
— Прости меня, что смотрела на твою беду, — смутилась девушка.
Я не поняла, о чем она. Лада рассмеялась:
— Твоя сумка под плащом похожа на горб.
Я оглянулась — и правда. Когда я собирала ветки, то надела рюкзак за плечи, чтобы он не сползал.
Лиса немного поговорила с нами, спросила про отца, братьев. Поплакала, узнав о смерти матери. Потом за ней вернулся грог, и она, взяв пустой поднос, ушла, а мы остались ждать вечера и нашего приговора.
Я нарезала уже сотый круг по камере, когда дверь камеры открылась.
В сопровождении грога мы прошли по каменному коридору, поднялись по лестнице и миновали несколько комнат, пока не оказались в большом зале с огромным очагом, украшенным замысловатыми узорами. На стенах висели гобелены. За длинным столом разместились около тридцати грогов, а во главе сидели князь и девушка, одетая в золотистое шелковое платье, украшенное кружевами и богатой вышивкой. Я поняла, что это Чаруша. Она была красивая: карие глаза, белокурые волосы, правильные черты лица. Впечатление портили лишь капризно изогнутые, пухлые губы.
Нехотя я перевела взгляд на князя. Нечеловеческие черные глаза, взирающие с ледяным безразличием. Кожа сероватого цвета, похожая на кору дерева, но менее рельефная по текстуре, чем у грогов, и черты лица князя остались человеческими. Прямые светло-русые волосы спадали до плеч. Одет он был в черный камзол, украшенный серебристой тесьмой, белую рубашку из тонкого полотна и узкие кожаные брюки.
Князь встал и подошел, медленно обходя нас по кругу. Потом остановился передо мной.
— Так вот ты какая, горбатая девушка, которая сражалась как тигрица, — медленно произнес он.