Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
Хористы уже вовсю питались. Женя заметила Лося — тот, не спеша, с удовольствием пил кофе, закусывая бутербродом с ветчиной и общался с распорядителем фестиваля. Зал был полон народу. Кроме «Орфея» в общежитии разместилось еще два коллектива: один из Тулы, другой из Нижнего Новгорода. Новгородцы были сплошь девушки, все, как одна, статные, румяные, русоволосые. Они сгрудились вокруг стола и налегали на пирожки.
Санек отыскал для Жени чистую тарелку, набрал разной еды, сунул ей в руку вилку:
— Ешь.
— Спасибо.
Женя
— С ума сойти. Вкусно!
— Я же говорил, — подтвердил Санек.
Она привычно пошарила глазами по залу, но Карцева не обнаружила. Может он уже поел и ушел к себе, спать? Интересно, с кем его поселили? Женя хотела, было, спросить об этом у Санька, но не рискнула. Незачем кому-то знать, что ее волнует Карцев.
Они с Саньком наелись до отвала. В это время в столовой появилась Люба, розовая после горячего душа, с распущенными волосами. Издали ее можно было принять за новгородскую хористку. Она вразвалочку подошла к Жене и Саньку.
— Не дождались меня, предатели!
— Да тут все съели бы, если б мы тебя ждали, — оправдался Санек.
— А вы у нас самые голодные! — ехидно проговорила Люба, накладывая в тарелку салат. — Вот же, все осталось, и нечего мне голову морочить.
Лось по своему обыкновению громко захлопал в ладоши.
— Москва! «Орфей»! Все поужинали?
— Кажется, все, — крикнул в ответ кто-то.
— Посмотрите внимательно, кого еще нет в зале?
— Наташки нет, — проговорила Оля. — Она и не придет. Спать легла, устала с дороги.
— Безобразие, — рассердился Лось. — В следующий раз кормить вас будут только завтра утром. Есть еще отказавшиеся?
— Карцев, — произнес баритон Владик Сидоренко. — Он со мной в номере.
— Почему не пришел ужинать? — строго спросил Лось.
— Говорит, не хочет.
— Я ему покажу «не хочет»! Вечно этот тип выпендривается, не живется ему нормально, по-людски. Влад, быстро наверх и передай ему, чтобы тут же топал сюда.
— Так он меня и послушал, — насмешливо протянул Сидоренко, но все-таки двинулся к выходу.
— Кто освободился, переходите в актовый зал, — велел Лось. — Проведем пятиминутку, обговорим наши проблемы, и — общий отбой. Нарушители дисциплины будут наказаны.
— В угол поставите? — раздался шутливый голос.
— Нет. Не пущу на новогодний банкет.
— Это беспредел! — завопили ребята.
Лось невозмутимо пожал плечами.
— Кому не нравится, возвращайтесь в Москву.
— Ужас! — с набитым ртом произнесла Люба.
— Говорят, он в поездках всегда так себя ведет, — заметил Санек.
— Вот зверюга! — Люба подцепила с блюда последний бутерброд с семгой. — Ладно, завтра после концертов мы отыграемся. Будем гулять всю ночь, и ничего он не поделает.
Женя
Лось пришел минут через десять. Зачитал завтрашнее расписание, повторил приказ не есть мороженого, не пить спиртного и не тусоваться в номерах до окончания концертной программы. Затем все разошлись по своим комнатам.
Женя расстелила постель и легла. Люба тоже легла, включила над кроватью бра, достала из тумбочки журнал.
— Я почитаю немного, не возражаешь?
— Читай, — разрешила Женя и закрыла глаза.
Ее тотчас сморил сон.
10
Разбудил Женю звонкий Любин голос.
— Ну что, приснился тебе Санек?
— При чем тут Санек? — Женя сладко зевнула и села на кровати.
— Как же! «На новом месте приснись жених невесте!» — Люба насмешливо подмигнула.
Она была уже полностью одета и причесана, кровать застелена.
— Ты слишком долго спишь. Явно, у тебя переутомление. Тебе нужно бежать от Столбового.
— Заткнись, — спокойно проговорила Женя и не спеша спустила ноги на коврик.
— Сегодня тридцать первое, — напомнила Люба.
— Знаю.
— В столовой уже елку наряжают. Я ходила смотреть, пока ты тут дрыхла. Огромная елка, до самого потолка. Я еще с ди-джеем познакомилась — классный парень.
— Господи, как ты много успела. — Женя улыбнулась и, протянув руку, сняла со спинки стула халатик.
— Кто рано встает, тому Бог дает, — гордо процитировала Люба.
— Когда у нас завтрак?
— Через пятнадцать минут. А через час мы уже должны сидеть в автобусе. Так что — пошевеливайся, лежебока!
Позавтракав, хористы поехали в город. Открытие фестиваля происходило в зале филармонии. Назначено оно было на двенадцать дня, а с десяти шли акустические репетиции.
Лось заметно волновался. Его обычно добродушное лицо приобрело каменное выражение, он то и дело рявкал на кого-нибудь из ребят, а на сцене и вовсе осатанел.
— Что вы несете?! — орал он на сопрано. — У вас что, несмыкание связок? Опозориться хотите? «Фа» достать не можете! Нужно было спать, а не лясы точить!
— Мы спали, — обиженно оправдывались девчонки.
— Знаю я, как вы спали! Вон Карцев, тот действительно спал. Оттого басы и звучат.
— Во дает! — шепотом проговорила Женина соседка по партии, Света Степанова. — Сам же вчера его крыл, а теперь в пример ставит.
— Так, все, собрались! Еще раз Верди, с самого начала! И перестаньте сипеть! — Лось взмахнул рукой.