Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
— Ты тоже не урод, — успокоила его Женя. — Только уж больно всегда мрачный. У тебя часто бывает плохое настроение?
— Настроение? А что это такое?
Она глянула на него с недоумением.
— Ну… я не знаю, как тебе объяснить. Это же все понимают. Настроение — это… состояние души. Или радостное, светлое, или темное.
— Сомневаюсь, что у меня есть душа.
— Не дури. — Женя шутливо щелкнула его по лбу. — Душа есть у каждого. И перестань выпендриваться.
— Я не выпендриваюсь. Ты просто совсем
— А ты меня?
— И я тебя.
— Это плохо?
— Не знаю. Нет, наверное. Во всяком случае, мне это не важно.
— А что тебе важно?
— Чтобы ты меня поцеловала.
— Ясно. Так уж и быть. — Женя снова обвила руками его шею.
…Ночь текла, как течет песок в песочных часах — по крупинке, неотступно, неумолимо. Все меньше минут остается, все меньше. Все светлее становится за окном…
— Все, — шепнула Женя иссушенными губами. — Все. Теперь, наверное, можно умереть. Или, на худой конец, поспать хотя бы полчаса.
— Здесь нельзя спать. — Женька осторожно приподнял ее за плечи. — Холодрыга. Получишь воспаление легких. — Он сунул ей ее вещи и посмотрел на часы. — Одевайся. До экскурсии еще два часа. Успеешь выспаться.
— Да… да… — Она не двигалась, пребывая в сладкой, ленивой истоме. Глаза у нее смыкались.
— Жень! — повторил Женька настойчивей. — Очнись. Мы тут не навсегда поселились. И у нас вечером поезд.
— Сейчас. — Она усилием заставила себя встряхнуться и принялась натягивать шмотки. Женька тоже оделся, моментально, как пожарный по тревоге, и теперь стоял рядом, внимательно и пристально глядя на нее.
— Как же я устала, — пожаловалась Женя, вставая с матов. — И ноги гудят от этих долбаных танцев. Повезло тебе, что ты вовремя ушел.
Он усмехнулся.
— Пошли.
Они отвязали веревку и вышли на лестничную площадку. В глаза ударил яркий, дневной свет, который почти не проходил сквозь маленькое чердачное окошко. Женя охнула и пошатнулась.
— Тихо, тихо. Осторожно. — Женька ловко подхватил ее сзади, затем крепко взял под локоть и стал спускать по ступенькам.
Она прижалась щекой к его плечу.
— Может быть, я просто пьяная?
— Пьяная, пьяная. От счастья.
— Прекрати издеваться! А то я над тобой тоже поиздеваюсь!
Они доковыляли до второго этажа.
— Ты в каком номере? — спросил Женька.
— В двести третьем.
— Это налево. Пойдем, я тебя провожу.
Он довел Женю до самой двери.
— Все. Ложись и спи. И помни, что я тебе сказал.
— Это насчет того, чтобы всегда быть вместе?
Женька кивнул.
— Пока. До встречи.
Прежде, чем она успела взяться за ручку двери, он отступил в сторону и исчез, точно испарился.
11
Женя, крадучись, переступила порог, изо всех сил стараясь не шуметь, чтобы не разбудить
— Ну и ну! Скажи, у тебя совесть имеется?
— А в чем, собственно, дело? — Женя с трудом доплелась до своей постели и рухнула на нее, как подкошенная.
— Она еще спрашивает! — Люба возмущенно покачала головой. — Ты где была?
— Какая тебе разница?
— Большая. — Люба скинула одеяло и оказалась под ним полностью одетая: в длинном свитере и домашних лосинах в кокетливый желтый цветочек. — Я чуть с ума не сошла. Вернее, мы все, Настя, Светка, Санек. Думали, тебя маньяк утащил!
Женя почувствовала стыд и виновато улыбнулась.
— Любка, ну какой здесь может быть маньяк?
— Обыкновенный! А что прикажешь думать, если лучшая подруга, ни слова не говоря, пропадает на целую ночь? Хорошо, что нам Влад встретился полчаса назад и сказал, что Карцев тоже куда-то делся. Тут-то мы и смекнули, что к чему.
— Смекнули, и молодцы, — устало проговорила Женя и принялась расстегивать кофточку.
Она совсем не была готова к тому допросу, который учинила ей Люба. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать с кем бы то ни было произошедшее между ней и Женькой. Но та, похоже, не собиралась униматься.
— Женюр, ты совсем ополоумела? Ты что… спала с ним? С этим…
— Перестань, — резко перебила Женя. — Не смей ничего говорить. Слышишь, я не хочу! — Она сняла джинсы и улеглась, отвернувшись к стенке.
Любка тут же подскочила к ее кровати.
— А как же Санек? Ты о нем подумала?
— Почему я должна о нем думать? Ты же знаешь, между нами ничего не было. Ничего.
— Дура! Он влюблен в тебя по уши!
— Я в этом не виновата. Я ничего ему не обещала.
— А этому… этому обещала?
— У него, между прочим, есть имя.
— Да плевала я на него, — срывающимся голосом крикнула Люба. — Женюра, ты же сама себя опускаешь ниже плинтуса. Над тобой… над вами все смеяться будут.
Женя рывком повернулась к Любе.
— Кто все? Ты? Девчонки из хора? Может быть, Лось? Мне нету дела, кто и что станет про меня говорить. Тебе ясно?
— Мне ясно, что ты спятила, — проговорила Люба с горькой усмешкой.
— Вот и замечательно. — Женя сладко зевнула. — А теперь дай мне поспать, сделай одолжение.
— Да Бога ради. — Люба стремительно направилась к порогу и вышла из номера, демонстративно хлопнув дверью.
Женя снова повернулась к стене и закрыла глаза. Зря, наверное, она так нагрубила Любке. Однако, та тоже хороша. Сама путается с кем попало и разрешения не спрашивает, а ее воспитывает. И за что она так ненавидит Женьку? Просто жуть, как ненавидит. Как будто он ей что-то сделал.