Мой сводный с Цварга
Шрифт:
Да, для террасорки её украшения — это всё. Это и защита, и шанс на выживание. Каждое кольцо, каждая цепочка — не просто красивая вещица, а возможность выжить в мире, где женщина не имеет права ни на что. Вспоминая то, как отец выгнал мать, я каждый раз сжималась от страха. Он казался тогда всесильным. Его приказ — закон, ведь Мужчина — это воплощение Владыки. А когда отец без сожаления избавился от матери из-за крохотной царапины, мне стало абсолютно ясно: в один день так выгонят и меня. Особенно с учётом того, что мама не стала надевать на меня наручи в возрасте бутона.
Я
— Ты поэтому всегда так переживаешь, что можешь меня ранить? — уточнил Яранель, а у меня внутри всё перевернулось вверх дном.
Как объяснить ему, что для меня ранить мужчину — это преступление, а самого Яранеля — и вовсе табу? Всякий раз, когда я невольно оставляла какие-то отметины на его теле, казалось, что земля разверзается у меня под ногами. Ведь я его люблю… ужасно люблю. Уже много лет.
К счастью, Яр не требовал ответа.
— Айлин. — Его голос звучал мягко, тепло, и от его тембра по телу разливалось что-то невероятно успокаивающее. Пальцы скользнули по моим плечам и ключице, чуть сжали, рождая бурю эмоций. — Всё это в прошлом. Тебя никто не выгонит с Цварга. Никогда. Мы не на Террасоре.
Я не ответила сразу. Просто посмотрела на него. На цварга с фантастическими глазами и золотыми рогами, который так легко говорил о том, чего я боялась всю жизнь. На мужчину, который стал для меня всем — семьёй, другом, защитником — и тем, кем я не имела права его считать. Любимым. Мужчиной, чьё тепло я сейчас чувствовала каждой клеточкой тела.
— Ты в этом уверен? — прошептала я, не отводя взгляда от его пепельно-карих радужек.
Яранель склонился ближе. Теперь мы касались лбами.
— Пока я жив, никто тебя не обидит. А даже если случится что-то непредвиденное и плохое, я лично о тебе позабочусь.
Эти слова ослепляющей вспышкой осветили весь хаос моих мыслей. Он говорил так уверенно, так спокойно, что я верила в его обещание без малейших сомнений. Сердце колотилось с неистовой силой, ощущая тепло его тела, его дыхание, его защитный, почти гипнотический тон.
Что он чувствует? Видит ли во мне только младшую сводную сестру или девушку? Может, признаться ему сейчас?
Золото на Террасоре означает защиту. Защита — это любовь. Таким образом, когда мама дарила мне что-то золотое, она проявляла любовь. Понимал ли Яр, что, сказав, что будет меня защищать, он признался в любви? Или я выдаю желаемое за действительное? Может, я смотрю на всё слишком по-террасорски?
И прежде, чем я привела мысли в порядок, Яр вдруг скользнул рукой ниже, куда-то потянулся…
— А вот, кстати, подарок, который я хотел тебе отдать на ужине, но, видимо, не судьба. — Он ослепительно улыбнулся в тусклом свете коммуникатора. Так, как будто бы мы сейчас не лежали на груде льда в заваленной снегом пещере. А ещё через мгновение между нами оказалась та самая нежно-кремовая бархатная коробочка, которую я
— Это… мне?
— Конечно тебе. Кому же ещё? — с очередной обезоруживающей улыбкой ответил Яранель.
Я думала, что это помолвочное кольцо для той элегантной цваргини, но не стала озвучивать догадки. Просто взяла коробочку в руки.
— Я не знал, что подарить тебе на двадцать пять лет. Это очень красивая дата, и мне хотелось, чтобы подарок был особенным… — Внезапно Яр смутился.
Крышка бархатной коробочки щёлкнула, и перед моими глазами предстала брошь невероятной красоты. Её форма напоминала идеальную каменную розу, лепестки которой будто высекли из чистейшего хрусталя. Но это было не стекло, а сияние десятков мелких драгоценных камней. Их здесь, на Цварге, называли муассанитами. Каждый лепесток был так тонко огранён, что казалось, брошь светится изнутри, словно живая.
— Я узнал, что на твоей родине эти цветы многое значат. Говорят, что некоторые виды даже съедобные.
— Да, так и есть. — Я кивнула, всё ещё заворожённо глядя на брошь. — Пустынные розы — питание для караванов, а подземные пещерные — для людей. Они впитывают влагу даже из горных пород. В голодные времена, когда урожай погибает от недостатка воды, только благодаря этим цветам мы и выживаем.
— А ещё они очень красивые, — внезапно тихо добавил Яранель. — Посмотри, их лепестки по краю усеяны крошечными иголками, но ведь никто не говорит, что цветок хорош без них. Мне хотелось обратить внимание, что твои шипы — это часть тебя. Они прекрасны, как и ты сама.
— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как щиплет глаза. Одним своим подарком Яр показал, что видит меня настоящую. Не только девушку, которая переехала на Цварг, получила высшее образование леди и уверенно сверкает в обществе, а ту перепуганную девочку, которая до сих пор до смерти боится, что может кого-то поранить своими шипами. — И за Ханса… тоже спасибо.
*** Яранель
— И за Ханса… тоже спасибо, — сказала она, прикрепляя брошь себе на одежду.
— Прости, что? — Я напрягся, так как не понял благодарности Айлин. Впрочем, я вообще не понял, что там в лесу произошло.
Я никогда не рассказывал сводной сестре, что мы, цварги, умеем не только улавливать чужие бета-колебания, но и оказывать воздействие на гуманоида. Не то чтобы это было такой уж тайной — все в Федерации знали об этой особенности нашей расы — но просто не приходилось как-то к слову, да и по законам Цварга воздействие на любое разумное существо запрещено. Есть, конечно, вариант «малых доз», которые никак не отследить на аппаратах (каюсь, сам десять минут назад хотел ментально успокоить Айлин, когда она разнервничалась, вспоминая детство), и есть понятие «медицинской необходимости», но всё это частные случаи. Если будет доказано серьёзное вмешательство в ментальный фон гуманоида, то цваргу, решившемуся на это, не позавидуешь. Как минимум потому, что без тренировок и практик очень легко переборщить с бета-волнами и выжечь мозг объекту, навсегда оставив его слюнявым идиотом. Это очень опасно.