Мой сын БГ
Шрифт:
Экзамены я помню мельком. Сочинение писала на свободную тему - «Книга — лучший подарок». Я за него получила пятерку, а их было очень мало. Когда я приходила затем на другие экзамены, мне говорили: «Ох, как жалко портить вашу пятерку». И натягивали оценки. В итоге я прошла. А те мальчишки, которые помогали мне на других экзаменах и замечательно знали все предметы, не прошли. Пятый пункт — национальность — тогда начал работать. Мне было очень жалко: самые одаренные ребята в Университет не попали. На первом курсе нас было 200 человек, среди них — очень много фронтовиков.
В начале сентября 1948 года, когда я только пришла на первый курс, я решила не сидеть на лекциях зазря. Взяла и принесла с собой вышивку. Лектор читал лекции, а я сидела у окна, на солнышке, и вышивала. Комсомольцы сразу
На первом же курсе мы сделали нашу собственную газету «Не в бровь, а в глаз». Комсомольская организация сразу же собралась и утвердила нас. Газету вывесили на факультете, но оказалось, что наши ребята написали что-то про политику, и газету запретили. В факультетской газете написали: «Вы били всех не в бровь, а в глаз. Настигла молния и вас!»
Мне кажется, что мое постоянное легкомыслие могло мне дорого стоить в те времена. Но судьба миловала. Я помню печальную историю об одном мальчике, учившемся с нами на первом курсе. Он сидел рядом со мной на лекции, попросил у соседа конспект и, взглянув на цитату Сталина, поставил вопросительный знак, сказав: «Это еще надо доказать». На следующий день его в Университете уже не было. Ему дали пять лет, и он вышел как раз тогда, когда все мы окончили вуз.
В Университете надо было заниматься общественной работой. Я пела в хоре, но без фанатизма, только для того, чтобы отчитаться.
Каждое утро я просыпалась под песню по радио («Кто в дружбу верит горячо...» или «Потому что у нас каждый молод сейчас...») и радостно бежала на троллейбус. Но как бы я ни торопилась, перед аудиторией уже маячили три фигуры — староста курса, комсорг и парторг — и записывали опоздавших. Если лекция уже началась, я, под укоризненными взглядами актива, на коленях ползла по проходу до первого свободного места.
В конце сентября юрфак всегда устраивал вечер в Доме учителя (Юсуповский дворец), и туда стремилась попасть самая модная молодежь. На одном таком вечере ко мне подошел пятикурсник с нашего факультета. Он как-то слышал, как я в факультетской библиотеке валяла дурака и смешила своих сокурсниц. Теперь, сев рядом, он начал говорить мне комплименты: «В Вас столько шарма...» Я не поняла. Он удивился: «Вы не знаете французского?» — «Нет!» А я уже приметила высоченного курсанта, который явно хотел пригласить меня танцевать. Я прервала своего собеседника, поднялась, ко мне подлетел курсант и мы пошли танцевать. Пятикурсник мой, презрительно посмотрев на меня, вышел в другую гостиную. Новый кавалер сообщил мне: «Мы к вам сюда прямо из „Мраморного", билетов у нас нет. Связали палаши и поднялись по ним на второй этаж». Я была разочарована: «Какая дубина!». Оставив его, пошла искать своего поклонника с пятого курса. Он сидел за роялем в Малой гостиной, окруженный студентками. Кинув на меня холодный взгляд, он продолжал играть. Ну не нравился мне ни он, ни долговязый курсант. Хотелось чего-то большего.
За мной решил поухаживать еще на первом курсе один фронтовик. Он сел рядом со мной и, чтобы начать разговор, спросил: «Какие великие стройки коммунизма ты знаешь?» Я не знала никаких. А он не знал, о чем со мной разговаривать. Его звали Сергей Катькало. Он стал затем проректором Университета по кадрам. Он мне потом очень много помогал по жизни: устроиться на работу, Боре - поступить в Университет.
Любви к учебе и преподаваемым на юридическом факультете предметам у меня никогда особенно не было. Хотя у нас был один очень талантливый преподаватель, лекции которого я обожала, - Олимпиад Соломонович Иоффе.
Второй курс. Я бегу, как всегда опаздывая, по нашему большому коридору. Рядом бежит вместе со мной какой-то парень. Спрашивает меня, в какой у нас аудитории. Я ответила, подумала, что это мой однокурсник. Села за парту, а он прошел за кафедру. Никто на него в первые минуты не обратил внимания, все разговаривали, удивлялись, что это он встал за кафедру. Но уже через минут пять все как завороженные слушали его и не могли оторваться. Такой умница. Он читал гражданское право. Помню, что он брал мою зачетку и удивлялся, почему только по его предмету я получаю пятерки. Все потому, что только у него мне было интересно бывать на лекциях. Он был блестящим рассказчиком, я слушала его
Фотоальбом к главе "Детство и юность"
БОРИС
Еще на первом курсе перед одним из праздников я поднялась по лестнице выше этажом в гости к своей подруге Ире. Она сказала, что будет вечеринка, на которую кавалер нашей подруги Флоры приведет своих друзей-третьекурсников. Но она предупредила, что на этом вечере будет один интересный молодой человек со своей девушкой, на которого нельзя иметь никаких видов.
Наступил вечер. Я пришла к Ире в гости. И там впервые увидела Бориса. Он пришел со своей красавицей девушкой, которая приехала из Кисловодска и собиралась стать актрисой. Я увидела его и почувствовала, насколько он отличается от всех остальных ребят. Его отец и до и после войны был большим начальником, руководил Балтийским флотом. У них была огромная квартира, машина, дача. Он никогда не знал нищеты. Видимо, это отложило отпечаток на его манеру говорить, держаться, вести себя. Он пришел из того мира, которого я не знала. В моем мире были только книги, все остальное было скупым и убогим. Борис учился в мореходном училище и уже был за границей.
Он поразил меня до глубины души. Тем вечером я спустилась к себе в квартиру и сказала в темный угол, где должна была быть икона (хотя у нас ее не было): «Господи, я у тебя ничего больше просить не буду, я хочу его в мужья».
После войны началось лихорадочное веселье. Мирная жизнь опьянила нас. Билеты во все театры стоили копейки. Отец моей подруги Флоры был директором Театра комедии, и это место стало для нас родным домом. Мы ходили туда на все пьесы. Праздники сменяли праздники. Мы все время веселились.
В следующий раз, когда собралась наша компания, Борис пришел уже без своей девушки. В него были все влюблены. И вот он собрался уходить. Я решила, что тоже пойду. Моя подруга Флора прошептала: «Тише, как не стыдно, дай ему уйти». Я ей в ответ: «Нет-нет, я с ним». Мы вышли вместе, он проводил меня до дома и сказал: «А почему мы с тобой должны встречаться только на праздниках. Можно я к тебе буду заходить?» Я представила себе нашу нищенскую комнату, где у нас ну ничего не было. Я сказала: «Нет, ко мне нельзя».