Мой вид любви
Шрифт:
Время: то, чего, как я думала, у нас с Йеном было предостаточно. Только оно закончилось задолго до того, как должно было, оставив мне только память о нём.
— Мне правда жаль, — отвечаю я им. — Я не могу. Я ненавижу, что вы проделали весь этот путь…
— Мы прилетели с родителями. У папы были кое-какие дела по фитнес-залу перед нашим отъездом, — произносит Джорджия.
— В следующий раз, — предлагаю я, но в моём тоне нет уверенности. — Спасибо, — благодарю их. — Спасибо. Спасибо.
— Пожалуйста, — Лекси вздыхает, притягивая меня в объятия. —
— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я ей, прежде чем обнять Джорджию. — Желаю вам хорошенько отдохнуть.
Когда они выходят за дверь, входит моя мама. Она обнимает их и желает хорошо провести время. А потом мы остаёмся одни.
Сначала она ничего не говорит, просто подходит к балкону, где я сидела, и берёт в руки потрёпанный листок бумаги.
— Сколько таких ты написала? — спрашивает она, поднимая листок.
— Ни одного.
Её глаза на мгновение расширяются.
— Но я видела тебя…
— Это всё, что я написала, — я киваю в сторону листка, моё горло начинает сжиматься от переполнявших эмоций. Я ненавижу себя за то, что всё что я делаю целыми днями, это плачу. И когда я кажется, наконец, прихожу в себя, то снова плачу.
— О, Микаэла, — мама бросает письмо на мою кровать и заключает меня в свои объятия. — Мне больно видеть тебя такой, моя милая девочка, — моё лицо утыкается ей в грудь, и я сдавленно всхлипываю. — Я так сильно по тебе скучаю, — бормочет она, пока я плачу в её рубашку. — Пришло время, милая. Время двигаться вперёд. Ты заслуживаешь новую жизнь.
— Я не знаю, как справиться с этим, — признаю я. — Моё сердце… Мне больно, мам. — дрожь сотрясает моё тело, и мама обнимает меня крепче. — Я чувствую, что словно примёрзла к тому, что было пятнадцать месяцев назад, тому рождественскому дню, когда узнала о смерти Йена. Всё, что я делаю или о чём думаю, напоминает мне о нём, о нас, — я шмыгаю носом. — У нас были планы, и теперь… — я икаю. — Я не знаю, что мне теперь делать. Я чувствую себя такой потерянной. Он должен был быть со мной навсегда.
Мама слегка отстраняется и смотрит мне в глаза.
— Делай это день за днём. По одному шагу в день. Это всё, что ты можешь сделать. Но ты действительно должна начать двигаться вперёд.
— Я не знаю как.
— Только ты можешь это понять, — отвечает она. — Ты скорбишь. Но сидеть в этой комнате, избегая жизни, — это не выход, — она целует меня в лоб. — Я еду в развлекательный центр. Хочешь присоединиться ко мне?
Мои родители помогают управлять развлекательным центром, который был создан для того, чтобы уберечь детей от улицы. Мои бабушка и дедушка начали это, потому что мой отец был одним из таких детей.
Я качаю головой.
— Я просто…
— Я знаю, — она кивает, хмурое выражение омрачает её лицо. — Ты хочешь побыть одна, — от того, как она произносит эти слова, у меня сводит живот. Моё горе затрагивает не только меня, но и мою семью. Конечно, они дают мне личное пространство, но также по очереди проверяют меня каждый день. Даже мои тёти и дяди начали присоединяться к этому дежурству.
Мама сжимает мою
Определение безумия — это делать одно и то же снова и снова, но ожидать новых результатов.
Мне нужно попробовать что-то новое. Я не могу продолжать так жить. Это разбивает сердца моих родителей.
Но куда бы мне поехать? О Кабо не может быть и речи. Мне нужно поехать туда, где я не была с Йеном. Туда, где смогу сосредоточиться на исцелении себя и движении вперёд. Может быть, даже смогу составить новый план. У меня сводит живот. Единственный план, который я хочу выполнить, — это тот, в который входит Йен. Только этого плана уже никогда не будет.
Куда я могу поехать?
И тут меня осенила идея. Я знаю такое место.
Уложив свои вещи в маленький чемодан, беру новый лист бумаги и пишу записку родителям, чтобы сообщить им, что мне пришлось уехать. Мне нужно побыть одной, чтобы начать двигаться дальше. Я даю им понять, чтобы они не волновались, но не говорю пункта моего назначения. Если я это сделаю, то они обязательно пришлют кого-нибудь проведать меня, а прямо сейчас мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Чтобы найти способ двигаться дальше.
Поскольку моя машина относительно новая — её подарили мне родители несколько лет назад на моё шестнадцатилетние, — я решаю прокатиться. До нашего пляжного домика в Венисе, Калифорния, четыре часа езды, но это пойдёт мне на пользу. Лучше всего думается в машине, с опущенными стёклами и громыхающей музыкой. Я останавливаюсь один раз выпить кофе и ещё раз в продуктовом магазине, чтобы купить кое-какие продукты, так как там определённо ничего не будет.
Мои родители купили этот пляжный домик много лет назад, так как они часто ездят в Лос-Анджелес на соревнования UFC2, а также навестить моих тётю и дядю. Оба моих родителя — бывшие бойцы UFC и владеют тренировочной базой UFC, которую они унаследовали от моего дедушки, под названием Бойцовский клуб Купера. Поскольку мы редко сюда приезжали, я никогда не была здесь с Йеном.
Я добираюсь ближе к девяти часам вечера. Это первый раз, когда я была здесь одна, но это спокойный район, у воды, и здесь есть сигнализация, так что я была уверена, что я в безопасности. Я паркуюсь на подъездной дорожке и собираю свои вещи. Когда же я иду к входной двери со своим багажом в одной руке и пакетами с продуктами в другой, у меня начинает звонить мобильный телефон. Я уверена, что это мои родители. Вероятно, сейчас они прочли оставленную мной записку и гадают, где я. Балансируя сумками и багажом, вставляю ключ в дверь и открываю её. Ногой распахиваю дверь, готовясь отключить сигнализацию. Только она почему-то не срабатывает.