Мой встречный ветер
Шрифт:
Мне вдруг так захотелось прикоснуться к нему, чтобы успокоить. Внешне Ник оставался безмятежным, но я видела — нечто прячется на глубине глаз, зеленых глаз, и несет он в себе куда больше боли, чем пытается показать.
Пока я соображала (слишком долго, как всегда), Ник опомнился:
— Еще успеем сходить к реке. Посмотрим на закат. Я знаю хорошее место, травка и песочек рядом с водой.
«Спускаюсь к большой воде, маленький человек».
— Тогда надо было брать с собой бутерброды — типа пикник. — И не удержалась: — Откуда
И снова на лице — эта беспечно-хитрая улыбочка:
— Иногда приходится вот так прогуливаться.
Ну конечно. Ну конечно.
— Идем, — согласилась я. — Хотя бы что-то будет на этой прогулке, к чему ты романтичен.
Ник закатил глаза, но спорить не стал. Само собой, я и не надеялась, что он тут же возразит рьяно — словами, что романтичен ко мне… Но мечтала об этом тайно.
И все-таки — после этого разговора между нами повисло напряжение, и движения будто стали резче, тревожнее. Ника всего лишь решила задать вопрос. Ника-Неловкость, Ника-Нелепость, Ника-Ничего-Лучше-Не-Спрашивай.
Но ведь надо поддерживать разговор?
Когда я не знаю, о чем говорить, я говорю об Илье.
— А ты не знаешь, что за проекты у Ильи?
Кажется, этот вопрос оказался для Ника самым неожиданным за сегодняшним вечер.
— Он мне не рассказывает. Иногда просматривает мои.
Я вспомнила, как Илья упоминал некого своего друга-гения, который совершает тысячу опечаток в минуту. Может, это и вправду Ник, но Илья вряд ли раскроет его инкогнито.
— Почему вообще так? Вы ведь на разных факультетах учитесь. А проекты у вас одинаковые.
— Все законы уже открыты. Так что все современные технари занимаются одним и тем же, по сути. Можешь непосредственно у него узнать, Илья в этом разбирается лучше.
В общем, разговор у нас совершенно не клеился.
Даже у Ника закончились вопросы. И желание вытягивать из меня какую-либо информацию. Мы шли в сторону воды — маленькие люди, и впрямь. Как много на свете людей — и как много проблем у каждого… Если взять каждую проблему каждого человека и превратить в саженец сирени, лет через двадцать каждый июнь на снимках планеты с космоса вся суша будет выглядеть сплошным пятном. Нежного сиреневого цвета.
А солнце меж тем уверенно клонилось к горизонту.
Мы уже даже не могли его видеть, и я отчего-то ужасно боялась не успеть на закат. Зато Ник испуганным не выглядел. И в целом — я не уверена, что очень-то уж хотел насладиться закатом. Удивительно, что он вообще решил пойти на набережную. Точнее, в какое-то там секретное место возле реки, где открываются такие чудесные виды, которых больше нигде не встретишь.
Вообще-то я люблю воду.
По моему стилю изложения видно.
Но если без шуток — пожалуй, это самая близкая ко мне стихия. Абсолютная меланхолия. А если уйти на дно — то еще и полная отрешенность от внешнего мира.
А Ник — ветер.
Мой встречный ветер, мне стать попутным,
О! У меня появился вопрос. Почему я думаю обо всем этом вместо того, чтобы говорить вслух? Если решусь, Ник или необычайно восхитится моим нестандартным мышлением и влюбится в меня по уши, или посчитает слишком уж странной, чтобы где-либо появляться в моей компании.
И еще — все-таки далеко мы ушли от моего дома. А ведь еще возвращаться обратно… Замерзну, более чем уверена.
— Обратно можно будет на маршрутке уехать, — заметил Ник, будто мои мысли подслушал.
Ну вот. Он уже думает над тем, как бы со мной попрощаться.
Не то чтобы я люблю переобуваться на лету, но сейчас подумала — согласна померзнуть еще немного, прежде чем вновь разойдусь с Ником на неопределенный срок.
— Здесь ходят?
— От главной набережной. Но до неё ещё пешком минут двадцать, насколько я помню…
— Это, наверное, та самая, на которой я однажды едва не осталась ночевать?
— Да? — удивился Ник.
— Когда ездила на концерт. Писала тебе.
Пару секунд он смотрел мне в глаза, будто пытался что-то в них прочитать. Потом заметил:
— Да, было дело. Зато теперь знаешь необычный маршрут… На случай, если пешком все-таки придется идти.
— Он гораздо короче, чем я себе представляла. Но сегодня, надеюсь, не придется его повторять, — я поёжилась.
— Устала? Или заскучала?
— Замёрзла.
— Сказала бы сразу… — пробурчал Ник. — У меня с собой бомбер.
Он остановился, вытянул из рюкзака толстовку прямиком из типичных американских сериалов — бордовый жилет, белые рукава, манжеты, нашивки. И протянул мне.
— А самому не холодно?
Ник отмахнулся.
Река раскинулась перед нами шелковым полотном. Волны то создавались, то разрушались, и мне в голову вновь пришел тот образ с лодкой.
По рассыпчатому гравию мы спустились прямо к воде, на берег. Он представлял собой метра три песка, после которых начинались кустарники с длинными колосками фиолетовых цветков. Я уже видела их в тот самый счастливый-злосчастный вечер, когда пропустила все свои маршрутки.
— Знаешь, как называются? — спросил Ник, и я помотала головой. — Вероника, да, с ударением на «о». Из того же семейства, что подорожники. Только не спрашивай, откуда я это знаю.
Вероника.
Было в этом что-то символичное.
Совсем рядом с нами стояла опора автомобильного моста. Такая величественная вблизи. Она была погружена в воду, и метрах в двух от поверхности каменная кладка окрасилась в более темный серый оттенок — видимо, из-за того, что уровень воды в зависимости от сезона то снижается, то растет.