Мой встречный ветер

Зарецкая Анастасия

– Цветочки любишь? Как девочка.

– Ты сексист?

Помнится, мы с Ильей так и не пришли к однозначному выводу по этому вопросу.

– Не уважаю сексизм, – протянул Ник, подняв вверх указательный палец. Тоже мне, мудрец нашелся. – Но я-то цветочки люблю. Как человек, окей. Цветочки любишь, как человек?

Что за вопросы такие странные… Как будто, исходя из этого факта, можно многое о человеке узнать. Может, я, конечно, просто пока не настолько в своем сознании преисполнилась?

– Ну, предположим.

– Наконец-то.

Тогда я знаю, куда тебя везти. Держи, – он легко снял с полки шлем и вручил его мне. Поддавшись иллюзиям, я так же легко его приняла, как будто он весил максимум двести грамм. И покачнулась – шлем оказался немного тяжелее. – Второй, уж извини, оставлю себе. Безопасность, все такое. Диеты? – Ник недобро покосился на шлем в моих руках.

Решил, что я совсем бессильная. Понятно.

– Излишняя доверчивость.

– Тогда хорошо. Если ты от бессилия начнешь падать с байка, я тебя ловить не буду. Предупреждаю заранее, на всякий.

– Я и не надеялась, в общем-то.

Ник разорвал связь мотоцикла и стены, осторожно выкатил его из гаража (я отпрыгнула назад); удерживал крепко, на руках напряглись вены, и я подумала – какие же все-таки красивые у него руки, и пальцы длинные, как у музыканта, а я ужасно люблю, когда у парней такие красивые руки и пальцы…

Поймав себя на этих мыслях, мгновенно перевела взгляд на шлем, пока еще чего-нибудь себе не сочинила. Шлем тоже был серебристый, с неоновыми синими полосами. Вполне себе миленький. Хотя не настолько, конечно, как мотоцикл.

(Как мотоциклист).

Интересно, что скажут мои подруженьки, когда я обо всем этом расскажу? Не поверят, наверное, ни единому слову. Как так, Ника – и в такую авантюру ввязывается?

– Выходи, иначе я тебя здесь закрою, – вернул меня в реальность Ник. Руки его были уже не на руле – мотоцикл спокойно стоял себе на подножке, одновременно касаясь и обочины, и дороги.

– Это как дети в подвале, только сестры друзей в гараже? – полюбопытствовала я.

– В тебе проснулась ядовитая змейка?

– А ты боишься, что укушу?

– Нет. Продолжай, мне даже нравится. Куда лучше тишины – и этого пронзительного взгляда, в котором молнии сверкают… План, в общем, такой, – резко заявил Ник, не дав мне даже возмутиться. – Сейчас надеваем шлемы и садимся, я за руль, естественно, ты сзади и только после меня. Ноги на подножку, никаких труб мне не надо пытаться оторвать, были уже случаи… Обхватываешь меня бедрами, внутренней стороной… – он покосился на мои ноги. – И можно за корпус. За руки нельзя, будешь мешать. Ну и старайся сильно не наклоняться в разные стороны, центр тяжести будешь смещать, хотя ты и легкая, вроде бы… Но рисковать не станем. Все понятно?

– Понятно, – я сосредоточено кивнула. И в следующее мгновение осознала, что уже все забыла.

– Можем порепетировать, если хочешь, – улыбнулся вдруг Ник.

– Что именно?

– Ну там… Обхват корпуса… – Видимо, взгляд у меня стал совсем уж суровым,

потому что Ник тут же замахал руками: – Я шучу. У меня новый одеколон, жаль, ты не оценишь… Через шлем не получится. Ладно-ладно, перестаю тебя смущать, гараж закрываю и едем.

Все то время, пока он закреплял большие ворота, затем замыкал дверь, я стояла в стороне, прижимая к себе шлем, словно кое-какое другое средство, предназначенное для защиты. Меч или щит, на крайний случай.

Я будто бы ожидала приговора, одного-единственного мгновения, которое кардинально изменит мою жизнь; хотя прекрасно понимала: на изменения всегда нужно время.

– Ну вот и все, – заявил Ник. Мне показалось, будто прошел по крайней мере месяц с тех пор, как он молчал; на деле же – минута, максимум две. – А, и еще. Давай свою сумочку, – и он потянул свои загребущие руки к моему клатчу, висящему через плечо. – Я её в свой рюкзак уберу, чтобы не мешалась при поездке.

– Это грабеж.

– Рюкзак я тебе вручу, для твоего же комфорта, чтобы прижиматься к моей спине, а не к пыльной ткани. Так что кто еще кого грабит.

– Наглость.

– Именно так. Давай.

Левой рукой прижимая шлем к себе, я стянула клатч. Еще мгновение, и он оказался в рюкзаке Ника. А потом Ник заботливо надел рюкзак на меня, как будто это не рюкзак был вовсе, а дорогое кашемировое (почему кашемировое, не знаю) пальто. Склонился… и правда весьма приятный одеколон – что-то наподобие смеси цитрусов и зеленой травы, чистое летнее поле. Отклонился тут же… Аккуратно подтянул лямки, как мамочка, отправляющая в первый класс ребенка. Ребенок маленький, но за спиной у него маячит огромный баул, в который можно половину дома вместить.

Потом Ник покосился на шлем в моих руках. Вздохнул, взял и его из рук. И осторожно надел на голову.

Голова тут же стала тяжелой, как будто я всю ночь готовилась к экзамену, а не спала. Захотелось опустить ее на что-нибудь – или кого-нибудь. В ушах зашумело. Резко сузился обзор зрения – сверху и снизу. А сейчас еще и стекло придется опускать, и все тогда.

Следом Ник надел шлем на себя. Ему, на самом деле, шло, добавляло брутальности. Ему в целом, наверное, хоть что пойдет.

Чувства немного успокоились, вернув мне возможность говорить.

– А ты в детстве хотел быть космонавтом? – Язык мой – мой враг. Все никак не могу умолкнуть.

– Нет, не хотел… – Он удивленно посмотрел на меня через прорезь в своем шлеме. – А, понял, про что ты. Я не помню, кем хотел быть.

А я хотела. Нет, серьезно. Думала, что буду бороздить космические просторы… Наблюдать за звездами вблизи, знать каждую по имени. А когда умру, то сама стану звездой, и новая, пока ещё человеческая, Ника тоже будет знать, как меня, прежнюю, зовут.

Но стала пока что лишь никем. Никем, наверное, лучше, чем кем-то плохим. Пусть и не вспомнят имя, но хотя бы не станут желать самых горячих котлов.