Мой выбор
Шрифт:
– А ты, значит, с чистоплотными намерениями? – искренне удивилась я.
– Естественно, – раздраженно отозвался Рейнард.
Настроение было скверное, свидетелей беседы никаких, так что я решила спросить в лоб:
– Вот скажи тогда, что ж мешало тебе за годы совместной учебы заявить о своих… намерениях?
– Ты была… – парень запнулся.
– Только не надо рассказывать, что я была с Франклином, и это мешало, – фыркнула я.
– Нет. Просто твоё вроде как инкогнито…
– Ты же первый догадался. И от членовредительства
Меня и правда отправили в Железную академию под чужим именем. Идея бы отца, он рассчитывал, что так у меня получится быть ближе к народу. В целом, оказался прав. И до посвящения в стихию никто не мог доказать мою принадлежность к королевскому роду, а догадки к делу не пришьёшь.
– Да нет, – Рейнард поморщился, – просто… – он как-то вздохнул, набирая воздух, и выдал: – Просто ты была такая омерзительно задиристая.
Что?
Что-о-о?!
Я мгновенно подскочила на ноги:
– Я задиристая?! Да ты себя вообще в зеркале видел, высокомерный засранец?!
– Высокомерный?! – Рейнард угрожающе навис надо мной, морально давя широким разворотом плеч и внушительным ростом. – Кто бы говорил, золотая наша девочка, паршиво старающаяся скрыть свою черно-золотую кровь!
– Имела полное право! – рявкнула я, запрокинув голову, чтобы заглянуть в его наглючие глазенки.
– Паршиво имела! – прошипел парень.
Я открыла рот, чтобы ответить, где вообще его место в пищевой цепочке, как этот гад…
Этот гад…
Этот гад меня поцеловал!!!
За все те годы, что мы были знакомы, мы ненавидели друг друга искренне, дрались всегда отчаянно, и ни разу никто не позволял себе ни сального взгляда, ни пошлого намека. Это была практически первосортная ненависть, аристократическая и благородная. Выливающаяся, правда, в сломанные кости и пробитые стены, нервный тик ректора и внушительные такие счета за разруху, которые мы всегда гордо делили пополам.
И вот сейчас мы стояли посреди полосы препятствий, перемазанные грязью и глиной и… целовались! Надо сказать, что целовался этот парень потрясающе. Это вам не трепетный Франклин, Рейнард явно знал, что делать и вообще, кто здесь доминирует.
Последняя мысль меня резко отрезвила, и я с усилием оттолкнула его, придав магического ускорения.
Долгая, противная, молчаливая минута. Я смотрела в глаза Рейнарду и чувствовала, как внутри разгорается жар, словно работает доменная печь. Но если раньше все было понятно – он гад, и его надо ненавидеть, но теперь все как-то резко усложнилось. Он по-прежнему гад, и очень хотелось его ненавидеть, но ржавый гвоздь мне в глаз, что это сейчас такой было?!
– Могла бы и посопротивляться для вида, – внезапно заявил Рейнард.
В следующее мгновение его пришпилило к бревенчатой стене чёрными кинжалами с золотым отливом.
Дышал парень тяжело, серые глаза хищно светились, и в целом признаваться не хотелось, но чувствовалось то самое магическое
– Ты тоже, – мрачно огрызнулась я. Имея ввиду мою атаку, конечно.
Рейнард не ответил, лишь смотрела на меня тяжело, хищно. А мне не хотелось больше продолжать этот разговор, так что я почавкала по грязи в сторону дворца.
Вот ведь наглая рожа! Ну ничего, монарший произвол еще никто не отменял. Коронуюсь – женю его на самой старой деве мира в качестве личной мести!
Глава 22
Я топала по дворцу, оставляя грязные следы, и злилась. В основном, потому что Рейнард был кое в чем прав. Здесь и сейчас возле меня дюжина мужчин, а что их привело на мой отбор? Кирион, конечно, проверил всех, но… даже архимага можно обмануть при должном умении. Его особый талант распознавать ложь заключался в миленьком незаконном артефакте, купленном из-под полы в мире Воздуха. «Слезы лжеца» был безотказным способом проверить искренность собеседника. Проблема в том, что иногда все зависело от точности формулировок.
Нет ничего сложнее, чем обмануть беспристрастного судью. И нет ничего проще, чем обмануть бездушный артефакт.
Контрастный душ, мысленный план дел на день, бесцельное блуждание по комнатам, в надежде привести чувства в порядок… Я не знала, зачем оставила Рейнарда в отборе. Хотела зло пошутить? Отомстить? Потоптаться на его самолюбии?
Я рухнула на диван в приемной комнате, закинула ноги на подлокотник и уставилась в расписной потолок. Искусный художник много лет назад изобразил яркое полуденное небо с редкими пушистыми облаками. С моих непросушенных волос по шелковой обивке дивана расползалось мокрое пятно. Быть честной с собой сложно, но я попыталась.
Чего же на самом деле я желала от человека, превратившего шесть лет учебы в перманентный уличный бой? Признания я желала. Искреннего и пылкого. Увидеть этого несносного, невыносимого гада, беззащитным у своих ног с обнаженными чувствами.
А что потом?..
Холодно отвергнуть или радостно принять?..
Я закрыла лицо руками и застонала. Вот же скотина, нет бы раньше или позже! Нет, он нарисовался именно сейчас!
Короткий дробный сильный стук в дверь заставил вынырнуть из омута собственных мыслей.
– Войдите, – механически разрешила я, ожидая Николь или Абигейл. Или Теодора на крайний случай.
Кого я точно не ожидала увидеть, так это Лестера Стейна, пекаря.
Так мы и застыли – я с сырой головой в едва запахнутом халате, и он с огромным подносом в руках.
– Тебе кто разрешил сюда входить? – самым спокойным тоном поинтересовалась я, медленно присаживаясь на диване, а заодно запахивая халат.
– Вы… – проблеял парень.
– Я? – вскинула бровь, обалдев от такой наглости.