Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Это нечто фантастическое! Просто ужас какой-то!
Чтобы разобрать твою комнату – полки, стол и диван, я потратила часов шесть. Но теперь у тебя хоть можно найти то, что надо.
Нашелся, кстати, и твой пропавший Выходцев – он, бедняга, провалился за полки, да так и застрял между стенкой и полкой, за громадными кирпичами твоих папок с рукописями. И мог лежать там до скончания века. Так что говори «спасибо»!..
У нас все нормально. Очень тепло. Сегодня тридцать градусов. Все цветет – и малина, и рябина, и клубника, и земляника, и костяника, и цветы.
Ребятня довольна – не надо одеваться. Лешка пытается
В праздники здесь было шумно. Но вот после десятого уже стало тихо. 21-го будет В. М. (Вячеслав Михайлович Молотов. – В. П.) и непременный Шота Ив. И еще ряд товарищей, как с той, так и с другой стороны.
Пишите чаще и побольше.
Папуля, получила четыре твоих письма и очень недовольна ими – написал ты их просто по обязанности, без души – просто скучный отчет, даже без отступлений. А еще писатель! Жду писем побольше и поживее. Или уж лучше звоните – хоть голоса живые. Правда, ты и говорить со мной не очень желаешь – быстренько выбалтываешь пару фраз, потом отдаешь трубку Ванюшке, а дальше ту-ту-ту. С Ванюхой мне, конечно, приятно поговорить, но расспросить о нем я могу лишь тебя, а о себе ты вообще не пишешь и не говоришь. Исправляйся!
Пишите!
Целуем – мама – Галя, Алеша и все переделкинцы.
Сынуля, милый, очень скучаю по тебе. Ты тоже пиши мне письма. Тоже присылай рисунки. Целуем тебя. Мама и Алешка».
<27.5.75> (Датируется по штемпелю на конверте.)
«Ванюша, милый!
Все мы – баба, деда, баба Таня, Алешка и я – поздравляем тебя с днем рождения. Желаем тебе расти крепким, здоровым и умным, набирайся там сил. Они тебе очень пригодятся здесь, когда вернешься. Альма уже выросла здорово – раза в четыре. А к твоему возвращению она вырастет еще – станет, наверное, такой, как Шаро. Так что тебе потребуется много силенок для борьбы с ней и для защиты Алешки. Он и сейчас уже не может с ней справиться.
А еще у нас есть теперь шведская стенка – ее сделал дядя Боря Стадник для вас. Алешка ее уже освоил – забирается до самого верха (а это метра два с половиной) без моей помощи – я только страхую на тот случай, если сорвется. Так что, Ванюха, тренируйся, чтобы не осрамиться перед Алешкой. Тот же дядя Боря починил весь транспорт. И теперь – тачанка, конь и самокат ждут своих седоков.
Приятелей твоих я не вижу. Миша учится, а Петры болеют – у Лачугина аденоиды, а у Евтушенко скарлатина. Так что хорошо, что ты в Крыму. Жаль только, что погода у вас плохая. Но ничего! Скоро у вас станет совсем тепло. Будете загорать и купаться.
Ванюша! У нас к тебе есть большая просьба: пожалуйста, ешь как следует. Чтобы мы не ахали и не охали: «как Ваня похудел!», когда ты приедешь!
Целуем тебя все-все: баба Таня, баба Нина, баба Тоня, деда, тетя Зина с Аленкой, дядя Юра и тетя Алена с Оксаной, а мы с Алешкой целуем тебя отдельно – крепче всех.
Скучаем без вас. Мама и Ал. Викт.».
О. Михайлов из Коктебеля в Москву.
«Витенька!
Здесь – рай; пока что – теплынь, море – 18°, теннис превосходный, хотя без тебя худо: играю только парные.
Жду вестей от племянницы (Кати), которая заходит справляться в ОВИР. Меня
Напиши, если выяснишь!
Теперь хочу тебя повеселить. Антропович, живший тут 4 срока, поругался со всем персоналом, а особливо с культурницей, распугивая всех на корте. Дело дошло до того, что Валерия накатала на него бумагу Ф.Ф.К. Прибыл по этой бумаге сам Ким Селихов. На общем собрании служащих и рабочих Дома он заявил, что к Ю. А. нужен особый подход. «Это не только человек очень трудной судьбы, – сказал он, – но, по нашему убеждению, талант, не уступающий Алексею Толстому». Каково? Я-то, дурак, не знал этого. Может быть, напишем с тобой монографию в «ЖЗЛ»? «Ссыльный, его судьба и романы».
Надеюсь, что у вас дома все в норме. Кланяйся Гале, коктебельский привет младому поколению, каковое, надеюсь, весной тут будет. При случае передай поклон И. Ф. и спроси, как там дела с участками? Георгий Семенов был тут и ничего не знает. А это очень важно.
Сегодня день рождения Петра Яковлевича. Он получше, но Кл. Дан. считает, что О. Б. напрасно его везла – риск.
Обнимаю тебя Олег».
<30.09.75> (Датируется по штемпелю на конверте.)
«Молодая гвардия», «ЖЗЛ» в Коктебель.
«Дорогой Виктор Васильевич!
Постыдно мне врываться в Ваш творчески-отдохновенный быт со своей чиновничьей нудьгой, а все же покушаюсь. С будущей недели, наконец, смогу приняться за прерванное чтение Вашего «Толстого». За время, прошедшее с нашей встречи, сдал в редакцию рукопись «Сеченова» (которая, однако, автору вновь возвращена на доработку), а в руки составителя В. Воронцова – в следующий понедельник – верстку «Симфонии разума» (громадный сборник афоризмов).
Параллельно с Толстым буду читать (повторно, после переработки) рукопись «Дм. Ульянов» и статьи очередного «Прометея», к которому никак не прорвусь с января сего года. Глядишь, где-нибудь улучу час-другой и для своего заветного (И.А. Гончаров). К 13 июня, конечно, не всю, но половину рукописи я Вам представлю (а остальную – ко времени, когда первую половину проработаете). Так что, надеюсь, из графика мы не выбьемся, хотя согласитесь и посочувствуйте, как редактор редактору – очень он, этот график, жестоковыен.
Вас беспокоит вопрос о реальном объеме рукописи. Мне кажется, Вам по возвращении стоило бы еще разок поговорить об этом с Вал. Ник. (В.Н. Ганичев – директор издательства. – В. П.). Дело в том, что в середине мая, когда в Гл. редакции обсуждался наш план на 77 г., было оглашено требование ЦК ВЛКСМ о сокращении общего объема наших книг будущего года на 20 п. л. Поэтому «прошлись» еще раз по всем рукописям и всех обскубили – кого на лист, кого на 2. Досталось слегка и Вашему герою. Я это сообщаю не для того, чтобы омрачить Ваши оставшиеся коктебельские недели. Думаю, Вам пока что не стоит на эту тему переживать. «Определить поточнее объем рукописи» мы с Вами сейчас все равно не сможем, а сделаем это в результате работы над ней. Получится больше обусловленного в договоре, – будем совместно бороться за большее.