Мой XX век: счастье быть самим собой

Петелин Виктор Васильевич

Я согласен с Вами, что одной традиции «Матренина двора» мало для русской литературы. Конечно, мало. Но, Виктор Васильевич, не торопите события. В нашей литературе будет все: и новые бунтари, и новые Аксиньи с Мелеховыми. Все дело к тому идет, и процесс этот необратимый.

Уж больно стыдно говорить о самом себе, но я знаю, что через полтора-два года у меня будет новый, совсем не такой Иван. Но мне нужно было пройти через Ивана Африкановича. Пройти именно через такую книжку. Я убежден, что через это нужно пройти и читателю, иначе бы я не стал писать.

И вот еще что.

Если б я, Виктор Васильевич, сделал эту вещь такой, какой Вы хотите видеть, то есть сказать полную, как Вы пишете, правду, то пробить, опубликовать книжку было бы еще труднее. Я бы мог описать и эту, полную правду, описать, что получается, когда Африкановичи вдруг начинают понимать, что к чему. Если б я ее написал, вот тогда действительно была бы пища для наших недругов...

Виктор Васильевич, поняли ли Вы меня? Я бы хотел послать рукопись в первых числах июля. Напишите, что за обстановка и какова угроза стычки с Главлитом. В этом смысле я выбросил кое-что, поправил. Совсем убрал рассказ про выборы. Объем получается только 14 листов. Думаю, что «Самовар», «Скакал казак» и еще два новых рассказа мне удастся опубликовать в журналах в ближайшие месяцы. Может быть, это облегчит Вам работу. Из той книжки я взял два рассказа: «Весну» и «Речные излуки», думаю, что надо было сделать это.

То, что написано в начале моего письма, надо бы сейчас, в конце, ну да ладно. Поклон Николаю Ивановичу. Жду Вашего письма и крепко жму руку.

Белов».

20.VI.66».

Примечание. Действительно, я несколько «ошарашил» В. Белова тем, что привел мнение рецензентов как мнение редакции, на этом основании мне удалось заключить с ним договор, потом выписать и одобрение, т. е. 35%. А подробное свое мнение я высказал в статье «Россия – любовь моя» (Волга. 1969. № 3) и в «Огоньке» в 1966 г.

«Виктор Васильевич, здравствуйте!

Не так давно возвращался я с Кавказа, останавливался в общежитии Литинститута.

28-го часов в 11 – 12 заходил к Вам домой, но никого не было.

Решил, что Вы где-либо в отпуске. Сейчас уезжаю в деревню.

Поработать очень хочется.

Рукопись высылаю сразу, как только доделаю один рассказ. Если не лень – черканите по адресу: Вологодская область, Харовский р., п/о Азла, д. Тимониха.

Желаю хорошего труда и здоровья.

Белов».

1 августа <1966> (Датируется по штемпелю на конверте.)

«Здравствуйте, Виктор Васильевич!

Получил Ваше письмо в Тимониху. (Кстати, опять я еду туда до Нов. года.)

В моем молчании не было ничего такого. Писать особо нечего. Дела мои не ахти какие. Съездил на Восток, угробил время почти зря. Служба есть служба, к тому ж тамошняя погода не по моему носу. Ветер, влажность большая, к вечеру температура повышалась целый месяц (моя, разумеется). Еле выбрался. Год прошел бездарно, сделано очень мало. И хуже всего, – плохо работается, ничего не хочется делать.

На днях я послал в редакцию изд-ва рукопись

сборника. Мне бы хотелось видеть его именно в таком составе и в такой последовательности. «Пр. дело» сокращено до журнального варианта, только оставил я главку «Бабкины сказки» о пошехонах. «Самовар» переименован в «Такую войну». Все вещи Вам знакомы. Только в конец я решил поставить зарисовку «Бобришный угор», не известную Вам. Это зарисовка как бы подводит итог, что ли. Раздумья об уходящем, чтоб больше не возвращаться к этой больной для меня теме.

Еще вставил в последний раздел рассказик «На Росстанном холме».

Эта штука мне не очень нравится – она сентиментальна и традиционная. Но название символическое: «Росстань» – слово, происходящее от «расставаться». На этом я и расстанусь с темой уходящей деревни...

Черкните, как и что.

Я буду в деревне числа до 25 декабря. Если нужно, то в январе приеду в Москву. Да так и так, вероятно, приеду в январе. Я говорил с главным художником насчет оформления, он обещал подобрать человека, знающего северный крестьянский быт и культуру северную. Уж больно не хочется, чтобы сборник оформлялся человеком несведущим. Не помню фамилию художника. Жду вестей.

Желаю Вам удач в личных делах и жму руку.

Белов.

8 декабря 1966».

«Здравствуйте, Виктор Васильевич!

Шлю Вам поклон и спасибо за письмо. Двадцатые числа для моего приезда очень подходят – приеду наверняка, если буду здоров. Кстати, за это время мне хотелось бы поделать кое-что с «Бобришным угором» (убрать красивости, лишнее философствование, сделать его проще и лиричнее).

Насчет оформления я полностью полагаюсь на Вас, лишь бы не было ляпсусов в смысле сельской специфики, а то это бывает. Знаком ли Капустин хоть немного с нашей северо-зап. деревней? В общем – смотрите сами.

О книге Вашей я узнал нынче осенью, но купить ее не смог, т. к. был в деревне, а сейчас ее в Вологде нет. Говорят, была, но еще летом распродана; надеюсь, Вы подарите ее мне. Насчет обсуждения «Пр. д.» в Союзе я слышал от А. Яшина (он сейчас в Вологде, в больнице, лечит бронхит, а потом сбирается на медвежью охоту). А насчет выдвижения я ничего не знаю, это Ваше сообщение вызвало во мне растерянность, уж если до меня дело дошло, то до чего же докатилась великая русская лит-ра! Ведь мне-то больше всех ясно, как это мелко, малохудожественно, по сравнению с тем, как бы оно должно быть.

Да, а Шмелева я ничего не читал и что есть уже «Росстани», не знал совсем. Вот ведь как. Но я думаю ничего, слово «росстань» коренное, русское и повториться не грех. Позвольте хоть и с запозданием, но поздравить Вас с Новым годом. Крепко жму руку.

Белов.

5.01.67».

«Виктор Васильевич, привет!

Шлю поклон из Тимонихи. Все собирался в Москву, потому и не ответил. А вдруг все бросил и уехал в деревню, какая-то сила, инстинкт что ли, бросила меня в родные места. Живу тут как пустынник, есть время поразмышлять и что-то поработать.