Мой южный босс. Кубинский темперамент
Шрифт:
— Спасибо, но я…не договариваю и зеваю. — Прости. Мне завтра улетать, а я ещё даже дома не был.
Я произношу это легко и непринуждённо, но, заметив подозрительный взгляд Росы, жалею.
— Малыш, сейчас только утро. И где же ты ночевал? Только не говори, что опять работал!
— Э-э-э..
Соври, Антон. Соври. Соври, соври, соври!
— А это что такое? — тянется к моей шее и касается пальцами.
— С-с-с! — шиплю, чувствуя боль.
Поцарапался что ли? Вот только где?
— Это... — щурится
Поцарапался.. 06 зубки Ники во время очередного её оргазма.
— это …— прикладываю ладонь к укусу, прячу след преступления. — Эм. Роса, я был с девушкой.
Врать этой женщине себе дороже. Всё равно с её проницательностью она видит любого человека, как рентген. Бабушка экспрессивно взвизгивает, да так, что половина улицыоборачивается.
— Санта Мария! Мой мальчик вырос! — улыбается и хлопает меня по щеке.
А теперь уже другая половина улицы смотрит на нас.
— Роса, — перехватываю её руку и легонько сжимаю. — Ты даже не представляешь, как
ДАВНО я вырос.
— Поумничай мне ещё! — тут же вспыхивает. — Если бы ты был взрослым, давно бы порадовал меня правнуком! А так — всего лишь мальчишка. Мужчина становится мужчиной не тогда, когда начинает зарабатывать миллиарды, а когда у него появляются дети!
Думаю, теперь не нужно объяснять, почему Роса так упрямо и небезосновательно называет меня малышом. Меня — тридцатилетнего детину в почти два метра ростом.
Бабуля не сводит глаз с моего укуса, снова щурится и деловито заявляет:
— Хорошие зубы.
Я, прифигев, выгибаю брови.
— Женись на этой девушке, — тычет в меня пальцем. — Хорошие зубы — показатель крепкого здоровья. А женщина, если хочет родить, должна быть здорова.
— Роса, давай не будем это обсуждать? — торможу, пока она не начала читать мне лекцию.
— Надеюсь, таз у неё широкий?
Поздно. Кажется, начала.
Дело в том, что Роса сорок лет проработала акушером-гинекологом. Оригинальным таким, со своеобразным подходом и совершенно не поддающемся логике мнением, но она приняла сотни родов, спасла уйму женщин и их малышей, поэтому не верить ей оснований у меня нет.
Есть основания не прислушиваться, так как я не выбираю девушек в качестве будущей матери своих детей.
По крайней мере сейчас.
— Женись на ней‚ — упрямо повторяет бабушка, а я терпеливо улыбаюсь. — Она хоть красавица?
— Роса, ты думаешь, я переспал бы с крокодилом?
— НУ, знаешь ли, у всех свои предпочтения! — ухмыляется. — Зато у крокодилов зубы хорошие.
— Но таз — узкий!
Она довольно улыбается и одобрительно кивает.
— Если внешностью ты пошёл в своего отца, то остроумием точно в меня!
Снова хлопает меня по щеке, а потом опускает глаза на мои шею и грудь, замирает и тутже делается серьёзной.
— АНТОНИО, а где
Я машинально прикладываю руку к месту, где он всегда висел. А сейчас его нет.
— Антонио... — пугается Роса. — Родной, где медальон? Это же медальон твоего отца...
Он дорог, как память...
Я вижу испуг в глазах Росы, а у самого душа не на месте.
Учащённо дышу, вспоминая, где мог его оставить. И вспоминаю... У Ники.
6.
Антон
Возвращаюсь в Варадеро, в отель, в котором остановилась Ника. Надеюсь, застать её, готов к тому, что моя прекрасная нимфа поворчит, обидится, и мне придётся найти способ заново расположить её к себе, а, заодно, забрать свой медальон.
Глупо всё вышло, уже сам не рад, что решил вступить в эту игру под названием Антошка-кубинец.
Впрочем, это не совсем игра. Вернее, игра, но только наполовину. На Кубе я чувствую себя своим, и как бы это символично не звучало, на острове свободы я поистине свободен: как в поступках, так и в нравах. Если бы не работа, ушёл бы в отрыв.
Но, увы, пришлось носиться по инстанциям, получать согласования, разрешения на реставрацию двух административных зданий, инвестировать, чтобы оправдывать статус постоянного резидента.
Я уже давно занимаюсь реставрационными работами. Мой девиз: «Зачем разрушать, если можно сохранить?»
Это пошло ещё с тех пор, как я нашёл полусгнивший скворечник на помойке рядом с детским домом, где я вырос. Макарыч — сторож — махнул рукой, говорил, что гиблое дело, надо выбросить и соорудить новый.
Жалко мне было выбрасывать скворечник, его можно отремонтировать, заменить боковые планки. Макарыч то ли из жалости, то ли из любопытства (выйдет у меня или нет) выделил мне инструменты, доски, и я собственноручно отреставрировал домик для птиц.
Всю зиму к этому скворечнику слетались снегири, а я смотрел на него и наполнялся уверенностью, что в жизни нет ничего невозможного. Было бы желание и упорство.
По своей натуре я — созидатель, а не разрушитель, поэтому моё будущее в плане выбора специальности было определено: я выучился на архитектора-реставратора, а ещё через пять лет — на управленца.
И сейчас я владею собственной группой компаний, занимаюсь инвестициями, строительством, ну и, конечно же, реставрацией.
Вы спросите, как так вышло, что парень из детского дома стал миллиардером?
Я уже отвечал на этот вопрос: нет ничего невозможного. Было бы желание и упорство.
А как же так получилось, что я жил в детским доме, мастеря скворечники в компании сторожа Макарыча?
А вот тутто и начинается история моего далеко не радужного детства, которое я посвятил поискам себя. В прямом смысле слова.