Моя безупречная жизнь
Шрифт:
Мы сидели у меня на кровати. Люс откинулась на подушки рядом с Руби и рассеянно гладила ее по голове.
– Удается что?
– Улыбаться, когда ты так несчастна.
– Я не несчастна.
Люс рассмеялась:
– Да ладно.
– Но это правда, – настаивала я.
– Тебе совершенно не обязательно так жить, – сказала Люс. – Пытаться всегда все делать правильно, быть такой, какой хотят тебя видеть родители, СМИ или папины избиратели.
– И что мне тогда делать? Вообще не напрягаться?
– Может, и так.
Я решила, что она
– Это же невозможно – постоянно стараться быть безупречной, – сказала Люс. – Неужели тебе никогда не хочется побыть собой?
– Я всегда остаюсь собой. Просто я такая и есть.
Не ожидала, что получится настолько резко.
– Ты уверена?
Голос Люс звучал мягко, но мне вдруг подумалось, что она ничем не отличается от остальных – тоже учит меня, какой я должна быть и что делать.
– Ну и какая же я? Ты, видимо, знаешь это лучше всех. Может, поделишься со мной?
Люс сразу напряглась.
– Я не говорила, что знаю лучше всех. Просто тяжело смотреть, как ты мучаешься. Так не должно быть.
– С чего ты взяла, что я мучаюсь?
– Ну хотя бы с того, что от одной только мысли о поиске стажировки у тебя начинается паническая атака.
– Нет у меня никаких атак.
– Ты сама только что говорила, что, стоит тебе лишь задуматься, сколько всего предстоит сделать, ты сразу начинаешь задыхаться.
– Ну конечно, это стресс. Желающих попасть на стажировку в престижное место полно, и, если я пролечу, мне нечего будет приложить к заявлению о поступлении в колледж.
Люс посмотрела на меня так, словно я только что подтвердила ее слова.
– Ты живешь в золотой клетке и даже не замечаешь этого.
– Конечно замечаю, – сказала я. Руби проснулась и подскочила на кровати. – Ты не представляешь, что это такое. Никто не следит за тобой каждую минуту, как за мной. Тобой, в отличие меня, никто не интересуется.
Это прозвучало грубо, но я спохватилась уже после того, как слова вылетели изо рта.
– Естественно, – сказала Люс.
Плейлист, который мы слушали, пошел по второму кругу, и одни и те же песни на повторе стали наводить грусть и тоску.
– Поздно уже, – холодно произнесла Люс. – Мне пора.
Она молча закрыла свою книгу, запихнула ее в сумку и встала. Я осталась сидеть, не смея поднять на нее глаза.
– Для того, чтобы чувствовать себя счастливой, не обязательно быть безупречной. Скорее наоборот, – сказала Люс, открывая дверь.
Хотелось бы мне, чтобы последнее слово осталось за мной, но ничего умного в голову не пришло, поэтому я тупо сидела на кровати, глядя, как она уходит.
Люди привыкли думать, что обычно мы злимся на наших врагов, но, благодаря Люс, я знаю, что сильнее всего нас раздражают те, кто видит нас такими, какие мы есть.
В ту ночь я никак не могла заснуть. Бесконечно придумывала реплики, которые мне следовало бы бросить ей вслед. Некоторые были остроумные, остальные – злые, но каждый раз я мысленно возвращалась к вопросу, на который боялась ответить
Мы с Люс не разговаривали ни на следующий день, ни через день. Я ходила по школе, убеждая себя, что она не права. Я вовсе не заперта в клетке и не несчастна. Я амбициозна, мне нравится работать над собой. Это часть моей личности. Я всегда так считала, пока Люс не вторглась в мои мысли.
«Это действительно часть твоей личности, или ты ценишь себя только за свои достижения и даже не представляешь, что можно жить иначе? – спрашивал меня ее воображаемый голос. – Ты реально счастлива оттого, что безупречна, или просто стараешься угодить и радуешься чужой похвале за хорошее поведение?»
Я пыталась выкинуть Люс из головы, но она не уходила.
«Зачем ты улыбаешься, если тебе не хочется этого делать? – спрашивал ее голос. – Боишься, что не понравишься людям?
Почему ты стала амбассадором школы, хотя предпочла бы ходить в кружок по истории искусств? Потому что кто-то сказал, что общественная работа больше ценится при поступлении?
Почему ты дружишь с людьми, которые тебе неинтересны? Потому что они богатые и влиятельные и могут быть тебе полезны?»
Вечером, перед тем как уйти на благотворительный вечер, в мою комнату постучалась мама. На ней были элегантное бледно-зеленое платье и макияж – она явно рассчитывала попасть в объективы фотокамер.
– Просто хотела узнать, как у тебя дела с благодарственными открытками, – сказала мама.
– Нормально, – ответила я.
Она взглянула через мое плечо на пачку писем у меня на столе. Я должна была поблагодарить всех, кто провел со мной собеседование. Родители хотели, чтобы часть стажировки я прошла в течение учебного года в одной из лоббистских групп округа Колумбия. Это стало бы выгодным дополнением к резюме и заявлениям на поступление.
– Ты хотя бы начала? – спросила мама.
– Обдумываю текст.
– Благодарственные открытки нужно посылать вовремя.
– Знаю, – сказала я. – Не волнуйся. Все сделаю.
Мама окинула критическим взглядом мои растрепанные волосы, короткий топ и ладонь, на которой я ручкой написала строки из понравившейся песни: «Ищи свой путь, кто ты – не забудь». Привычку писать на руках я переняла у Люс. Мама потерла надпись пальцем, словно пытаясь стереть.
– Не пиши на себе, – сказала она. – Испортишь кожу.
Я сильно сомневалась, что кожа портится от чернил.
– Обязательно сотри это перед завтрашним официальным завтраком, – добавила мама. – И ляг сегодня пораньше, чтобы наутро не было кругов под глазами.
Обычный разговор, ничем не отличающийся от сотен других между мной и мамой, но в тот вечер я восприняла его иначе. А что, если мне плевать на круги под глазами? Что, если я не хочу писать письма благодарности и тратить время на стажировку, которая мне неинтересна? Я провела пальцем по смазанной надписи на ладони. Даже на руке писать нельзя – обязательно кто-нибудь попробует стереть написанное.