Моя безупречная жизнь

Вун Ивонн

Я шла по школьному коридору после третьего урока, как мантру твердя ее слова, и через каждые несколько шагов мне мерещилось, что я слышу собственное имя. Тогда прошел месяц со дня Катастрофы, наша семья переживала самые трудные времена, наши лица по-прежнему регулярно мелькали в новостях. Чтобы выдержать еще один день, я раз за разом повторяла про себя слова Мэриан: никто меня не обсуждает, я просто слишком нервничаю и накручиваю себя.

Была большая перемена. Мэриан, Рут и Сесиль позвали меня с собой в студенческий центр, но я отказалась, поскольку мне нужно было

в библиотеку. После потрясений прошлого месяца я немного отстала от программы, и приходилось наверстывать упущенное. Я была уже на полпути, когда вспомнила, что забыла учебник, и поспешила назад в класс. Там-то до меня и донесся разговор, который вели под лестницей.

– Я слышала, их выгоняют из дома, – прошептала Сесиль. – Наверняка пострадавшая подала иск.

Я замерла. Это обо мне?

– Им пришлось продать все свои вещи, – сказала Рут. – Всю мебель. Все бытовые приборы. Ее матери пришлось выставить на продажу даже свою одежду.

– И кто-то это купил? – хмыкнула Мэриан. – Все вокруг говорят, что у нее хороший вкус, но, на мой взгляд, она одевается слишком вычурно.

Меня как будто ударили под дых. Обо мне она тоже так говорила?

– Согласна, – сказала Рут. – Вечно напяливала на себя эти восточные костюмы, только бы ее заметили и сфотографировали. А эти ее аляповатые шелковые платья. Блестят так, аж глаза слепит.

– Фу, всегда красные с золотом, – добавила Мэриан. – Она в них выглядела как бортпроводница.

– И никто не смел сделать ей замечание, чтобы вдруг ненароком не оскорбить ее чувства, – продолжила Рут. – Все только и называли ее потрясающей или смелой и хвалили ее за то, что она отдает дань культурному наследию предков.

Так вот что они обо мне думали. О нас.

– И все говорили, какая Хана необыкновенная, но на самом деле – что в ней особенного? – заметила Сесиль.

– По-моему, она немного зануда, – сказала Рут.

– И она всегда так самодовольно улыбалась, – вставила Сесиль, – как будто считала себя безупречной.

– Теперь-то она уж точно не безупречная, – сказала Рут.

– Честно говоря, она даже немного жалкая, – сообщила Мэриан. – Все время ноет и переживает, что все ее ненавидят. Ну сколько уже можно? Понятное дело, кому охота общаться с человеком, чей отец чуть не стал убийцей. Но не могу же я ей это сказать, вот и приходится кивать и заверять, что все будет хорошо. Самое удивительное – она этому верит.

– Она в отчаянии, – воскликнула Сесиль, – и не хочет признавать правду.

– Не могу поверить, что ты все время выслушиваешь ее нытье, да еще так подолгу, – сказала Рут. – Ты фактически занимаешься благотворительностью.

– Сама знаю, – ответила Мэриан. – Надо записывать часы, чтобы их потом зачли в общественную работу.

Они расхохотались ехидным ведьминским смехом.

Мне хотелось исчезнуть, слиться со стеной. Или сбросить им на головы свою сумку, чтобы они узнали, что такое настоящая боль. Вместо этого я попятилась и выбежала из здания через другую дверь.

Стоял сырой, промозглый день. Голые деревья темнели на фоне серого неба. Я поспешила к Вудворд-холлу – тихому,

скромному зданию. Народу там всегда было немного, заходили только в кабинет для консультаций на первом этаже. Но я направилась не туда. Дойдя до двери, находящейся почти у самой черной лестницы, я открыла ее.

В комнате пахло пылью и сложенной стопками старой пожелтевшей бумагой. Когда-то здесь располагался музыкальный класс, где репетировал оркестр и проводились дополнительные занятия, – самое подходящее для этого место без окон и с толстыми звуконепроницаемыми стенами.

Потом оркестр переехал в новое помещение в школьном театре, и комнатой почти перестали пользоваться, ну разве что хранили в ней вещи. Я узнала о ней давным-давно, но никогда сюда не ходила. И только недавно открыла ее для себя заново, когда искала тихое местечко, где можно спокойно поесть вдали от чужих глаз и злых языков, преследовавших меня в столовой.

Я уселась за стол, который придвинула к старому пианино. В голове на повторе звучал голос Мэриан.

Внезапно дверь снова открылась. С перепугу я нырнула за стеллаж с книгами. Неужели кто-то выследил меня? Зачем? Единственный ответ, который приходил в голову, – чтобы поиздеваться, позлорадствовать. Но ведь за мной никто не шел, я проверяла.

Я замерла в ожидании, и тут послышались голоса.

– Ты ей говорил? – Похоже, это был Кит.

– Конечно, нет. – А этот смахивал на Адама Голдмана.

Странно. Я наклонилась и заглянула под стеллаж, чтобы по обуви определить владельцев. Точно – кроссовки Кита и ботинки Адама.

Хотя Адам занимался продвижением спектакля «Макбет», в котором прошлой весной блистал Кит, они, насколько я знала, никогда не дружили.

– Тогда откуда она узнала? – с ужасом в голосе спросил Кит.

– Наверное, увидела нас.

Что увидела?

– Где?

– Скорее всего, в кино.

Кит принялся ходить по комнате.

– Надо было вести себя осторожнее, – сказал он. – Я говорил, нельзя встречаться снаружи. Только дома.

– У кого, у тебя? – спросил Адам.

– Конечно нет.

– У меня?

– Лучше уж у тебя, чем у меня, – сказал Кит.

– Мои родители тоже не в курсе и, даже если они о чем-то догадываются, вряд ли придут в восторг, обнаружив нас на диване в гостиной.

Я уже поняла, о чем речь, но с трудом верила собственным ушам. Все в школе считали Кита жутким сердцеедом, да и он, насколько я помнила, всегда говорил, что его интересуют девочки. Но интересовался ли он ими на самом деле? Или только создавал видимость? Если подумать, он никогда ни с кем не встречался, и вовсе не из-за недостатка желающих.

Возможно ли, что он встречался с Адамом? Мы с Адамом никогда не были близки, и все мои друзья – теперь уже бывшие – презирали его. Мне вспомнилась моя последняя вечеринка у Логана. Все тогда поливали Адама грязью, но Кит не поддержал компанию. А потом я вытянула из миски бумажку с признанием, и почерк в записке был очень похож на почерк Кита. «Я испугался честно признаться, кто я». Может, он писал как раз об этом?